Война кланов. «Черный фронт» против НСДАП

Шультце-Наумбург, 60-летний профессор искусств, в прошлом проектировал усадьбы и особняки. Он пользовался большим авторитетом в националистических и национал-социалистических кругах, так как призывал к возрождению немецкого национализма в сфере искусства. Его взгляды на художественное творчество были некой смесью ренессанса и неоклассицизма. В противовес ему Вендланд заявлял, что на его творчество оказали влияние культура средних веков, барокко и «экспрессионистская революция». Вторя ему, Штрассер писал о новом директоре Высшей школы искусств: «Шультце-Наумбург был экстравагантным человеком, носившим длинную кудрявую бороду. Один из тех тяжеловесных и праисторичных германцев, в которых Гитлер видел воплощение души нашего народа».

Так что же раздражало Гитлера в этой статье? Дело в том, что Вендланд назвал Шультце-Наумбурга «реакционером». Для фюрера этот выпад был не просто вопросом об искусстве, а прямым нарушением партийной дисциплины. Фюрер не только не чаял души в Шультце-Наумбурге, но и был полностью солидарен с его взглядами на культуру, которые не собирался ни обсуждать, ни ставить под сомнение. Для него Шультце-Наумбург бы истинно немецким творцом, который тонко чувствовал взаимосвязь между искусством и арийской расой.

Гитлер говорил: «Статья, опубликованная в „Национал-социалистических письмах“, была предательским ударом в спину В. Фрику, нашему первому национал-социалистическому министру. Приглашение Шультце-Наумбурга — грандиозное культурное событие. Кто хоть мало-мальски разбирается в искусстве, понимает, что этот человек будет учить истинно немецкому искусству лучше, чем кто-либо другой, приглашенный на эту должность. Вы же, герр Штрассер, не имеете ни малейшего понятия об искусстве… В действительности существует только вечное греко-нордическое искусство. В искусстве не бывает революций. Нет ни итальянского, ни голландского, ни немецкого искусства; это даже нелепо — говорить о готическом искусстве. Все, что вообще может претендовать на имя искусства, бывает только греко-нордическим».

Штрассер в ответ возразил, что культура возникает в органическом единстве взаимодействия различных народов. Он приводил в пример египетскую и китайскую культуры, которые стали выражением души народа. Гитлер тут же перевел дискуссию на свою «территорию». «Египетского или китайского искусства не существует. Ни китайцы, ни египтяне не были единой народностью. Основная масса их принадлежала к низших расам, в то время как верхушка была нордической. Именно она занималась созданием шедевров», — парировал Гитлер.

Дебаты об искусстве закончились после того, как Штрассер отказался обсуждать расовую теорию. Что касается этого принципиального момента, то оба национал-социалистических идеолога имели совершенно различные воззрения на расовый вопрос. Штрассер отказывался признавать расовую теорию как единственный мировоззренческий компонент, который бы определял официальную партийную идеологию. Но в данной беседе этот момент был всего лишь прелюдией для перехода к основному вопросу. Оба протагониста хотели этого с самого начала встречи. Необходимо было обсудить роль вождя в национал-социалистическом движении.

Незадолго до этой исторической встречи один из ближайших сподвижников Штрассера Герберт Бланк написал статью о преданности вождю. В ней он говорил о почтении к вождю, который должен был олицетворять собой определенную идею. Но ему должны были доверять не больше, чем воплощенной в нем идее, так как преданность личности должна превратиться в верность принципам. Этот тезис Бланка Гитлер воспринял как личное оскорбление: «Его воззрения на верность, которые различают вождя и идею, прямо-таки толкают членов партии к неповиновению».