Война Кланов. Медведь 1

Перед внутренним взором снова эти красные глаза, темнота и сырость. Снова крики боли и предсмертное хрипение. Я чувствую, как по жилам разливается напряжение, словно двумя руками держусь за незаземленные провода. Сначала легкое, потом напряжение увеличивается, будто кто-то невидимый крутит рукоять настройки.

 Рвущие одежду лапы, хруст костей, мокрое чавканье огромной пасти…

Меня уже колотит от бьющих разрядов. Я смотрю на Марину, сквозь неё, в ту самую промозглую осеннюю ночь.

Черная шерсть лоснится на боках, согнутые ноги делают шаг ко мне. Окровавленные клыки скалятся в радостной ухмылке…

Марина уменьшается в размерах, а я упираюсь загривком в потолок и собираюсь расти дальше.

– Вот теперь ты стал симпатичнее, – сквозь оглушающий стук сердца в ушах, доносится голос Марины, – посмотри на себя в зеркало!

Я нагибаюсь к зеркалу шкафа, и на меня таращится морда медведя, более плоская и клыкастая. Из-под черных брыл выскакивают белые клыки, более похожие на зубья бороны. Густая темно-бурая шерсть покрывает всё тело, сквозь неё проступали объемные мускулы. Вот теперь я могу посоревноваться и со Шварценеггером! Если он, конечно, тоже не оборотень.

Режим оборотня включен

Ваша реакция ускорилась, ваша сила выросла, ваша скорость увеличилась

Я улыбаюсь возникшему сообщению, и в зеркале отражается оскал пугающей пасти. От вида огромных клыков я отшатываюсь, и лапа сама бьет по отражению. Зеркало брызгает миллиардом мелких осколков. Они застревают в шерсти на вытянувшихся ногах, осыпают мощную грудь, стучат по поджарому животу.

– Ну ты и засранец! – комментирует Марина. – Ты теперь мне зеркало должен.

– А ты мне должна нормальную жизнь, – вырывается из моей глотки хриплый рев. – Куда я теперь таким пугалом? Ни на дискотеку, ни на гулянки, только в армию.

– Я уже попросила прощения, – тихо говорит Марина. – Сделанного не воротишь, тебе остается просто смириться и научиться с этим жить. Либо попытаться лишить себя жизни, а это оборотню очень трудно сделать – слишком уж силен инстинкт самосохранения. Мне рассказывали, что другие пробовали и стреляться, и вешаться, но уворачивались в последний миг или рвали веревку. Самый оптимальный вариант – спрыгнуть с обрыва, но и то не факт, что разобьешься.

От её слов я успокаиваюсь, и моё тело принимает первоначальный вид. Осыпаются осколки зеркала с редеющей шерсти, руки и ноги уменьшаются в объемах. Лицо чешется, словно под кожу насыпали крошек. Такой же зуд расползается по всему телу, когда шерсть втягивается внутрь.

Я ловлю себя на мысли, что прикрываю пах руками – трусы не выдерживают увеличения тела и скользят тряпочкой на блестящие осколки. В таком положении очень трудно спорить или противоречить – вступает в действие психологический барьер стыда. Недаром же фашисты в Великую Отечественную войну допрашивали в основном обнаженных людей.

– Кинешь штаны? – я интересуюсь с тоном смиренного монаха. – А то боюсь, что потянусь за ними и откроется неприглядное зрелище.

Марина тоже обращает внимание на мои руки, взвизгивает и бросается прочь из комнаты. Ей-то хорошо – она в тапочках, а мне приходится со скоростью черепахи делать три шага по направлению к креслу. Как йог вышагиваю по битому стеклу. Всё равно три или четыре осколка впиваются в кожу ступней. Пока надеваю штаны, еще пару раз наступаю на пол. Чертыхаюсь.

– Ты всё там? – доносится из кухни.

– Да всё я, всё! Неси бинт и йод, пока не истёк кровью и не уделал полностью твои замечательные дорожки.

Марина приносит совок с веником и протягивает мне моток ваты с пузырьком йода. Пока она подметает, я обрабатываю раны желто-янтарной жидкостью. Прямо идиллия получилась – она убирает дом, я зашиваю раны. Всё как в средневековье, когда рыцарь вернулся с похода, латает прорехи, а жена суетится по дому.

– Ночью пойдем в поле, там зеркал не будет! – бурчит Марина. – Заодно и побегать попробуешь, а то пока и ходишь с трудом.

– В поле это хорошо, но мне бы домой надо. И так ночь не ночевал, родные забеспокоятся.

– Сегодня днем сходим к соседке, от неё позвонишь. Домой тебе пока нельзя, если тут я с тобой справлюсь, то там ты можешь всех порвать.

Я вытаскиваю из ноги ещё один осколок. Неприятные ощущения.

Днем мы выходим за калитку. Моя «буханочка» умылась утренней росой и по ней стекают вниз темные разводы. Дракон с дома Иваныча провожает нас насмешливым взглядом. Его клыки по размеру похожи на мои, так что я буду знать, где взять запасную челюсть.

На улочке никого не оказывается, поэтому пересуды за спиной Марине не страшны. Мне-то всё равно, а честь девушки может пострадать, если её увидят с другим мужчиной. Если рядом, то целовалась, если держит за ручку, то уже спала – злые языки всегда наготове, только и ждут момента, чтобы вонзиться в жертву.