Война. Книги 1-3

– Вот именно – уточняли! И по этим уточнениям, как мне кажется, когда мы вывезем телегу из окружения, Рукатов избавится от нас, а денежки – тю-тю… Закопает в землю или где-то спрячет до лучших времен.

– Ты что, сержант, умом тронулся?.. Это же государственное дело!.. И как он может от нас избавиться?..

– Одна очередь из ручного пулемета – и с приветом, Антон Шелехвостов!.. Шелести хвостом…

– Ну это ты держи при себе, сержант! Не слышал я от тебя ничего подобного… Сержант!..

Под вечер сержант Косодарин, видя, что Антон сумрачно углубился в какие-то свои мысли, вновь завел разговор о деньгах:

– Что б ты, Антончик, делал, попади тебе в руки после войны хоть половина, хоть десятая часть такого бумажного добра?

– Сержант, а ты показался вначале мне умным мужиком. Теперь вижу – недоумок.

– Сам ты недоумок… Не пробиться нам к своим! Пойми это… Рано или поздно попадут деньги в руки немцев!

– И что ты советуешь?

– Надо шевелить мозгами.

– Иди шевели вместе с майором Рукатовым.

– Что ты? Он же псих! Тут же и пристрелит.

– За самосуд у нас не жалуют.

– Здесь особая статья… Оправдают майора… – Сержант, будто испугавшись своих мыслей, умолк.

Антон, взглянув на Косодарина, непроизвольно отодвинулся в сторону. Перекошенное гримасой скрытого страха лицо сержанта тут же разгладилось улыбкой – явно притворной, жесткой, едкой и даже какой-то лютой. Приглушенным, потерявшим всякую звонкость голосом он сказал:

– Худо кончится наше дело, красноармеец Шелехвостов… Деньги и такие люди, как Рукатов, а я их нюхом чую, вредны друг для друга.

– А ты предложи Рукатову разумный совет. – Антон все еще надеялся вывести размышления сержанта на какую-то другую стезю.

– Умный человек пулю бы ему предложил… Не то что мы с тобой.

Чувствуя, что полыхнувший в груди холодок страха отнимает у него голос, Антон, пытаясь придать своему лицу безразличие, скосил глаза на сержанта. А тот глядел на него в упор с улыбочкой, обнажив оскалившиеся белые и ровные зубы. Вплоть до золотых «мостов» на кутних резцах.

– Ну а с этим что? – Антон, изо всех сил напрягаясь, чтоб не выдать своего страха, кивнул вправо, где в низкорослых можжевеловых кустах таился их второй секрет – сержант Петров; он служил ранее в танковых войсках и, может, поэтому не снимал с себя темно-синего, промасленного комбинезона.

Впрочем, Антон не знал подробностей биографии Петрова. Только завидовал, что сержанта вооружили не одним легким трофейным автоматом, как их с Косодариным, но и винтовкой со снайперским прицелом. Сквозь этот прицел Петров обозревал недалекую дорогу, а иногда приподнимался над сизой волной можжевела и смотрел на их парный секрет.

– Насчет «снайпера» вопрос дельный. – Сержант Косодарин посмотрел в сторону засады Петрова, и у него хищно вздрогнули широкие ноздри. – С этим… Этот сам решит… Либо возьмем его в пай… Но в таком деле все-таки лучше вдвоем…

– Куда тебе столько? Не допрешь!

– Что-нибудь придумаем… А побьют наши фашистов, так мы с тобой заживем… Только чтоб не знать, кто где… Для взаимного спокойствия.

– Ну и сволочь ты, сержант! – не удержался Антон. – А кто же фашистов побеждать будет?

– И мы подмогнем. Внесем, так сказать, свою лепту в будущую победу… Я и об этом поковырялся в мозгах: может, останемся здесь, попартизаним… А как ты, Антоша, маракуешь?

– Надо подумать, – пряча притворство, сказал Антон.

– Подумай, да не вздумай!.. А то…

– Что «а то»?

– Я сержант! С безупречной анкетой… Мне и доверие…

– Ладно, сам не дурак! – Антон, взяв лежавшую в стороне каску, надел ее на голову поверх пилотки и лег на спину: так было удобнее размышлять. – Покарауль, сержант, один, а я во сне комаров покормлю.

– Валяй…

Когда вечером первые капли дождя густо и крупно ударили по недалекой дороге, по лtсу, по сухим полянам и близлежащим полям, в воздухе на какое-то время вдруг терпко и пресно запахло пылью и обновленными ароматами трав, цветов, недалекого можжевельника. Этот дождь для майора Рукатова и для его маленькой группы конвоя был настолько желанным, насколько не нужным для всей войны на Западном направлении, с учетом намечавшихся штабами противоборствующих сторон очередных оперативных задач.

А он начался… И будто тучи не громоздились в вышине. Правда, небо с утра было чуть мглистым; солнце светило из поднебесья, как сквозь белесую кисею. Она-то, эта кисея, и таила в себе неожиданность – постепенно густела, делалась все менее прозрачной, особенно над горизонтом; потом будто набухла неведомо откуда взявшейся влагой и пролилась дождем – густым, яростным, но пока не долгим. Он явился как бы предвестником ливня, который упруго и свирепо наползал в свинцовых тучах на высоты Смоленщины.

Рукатов отозвал из секретов своих конвойных и приказал им завесить плащ-палатками подветренную сторону телеги, чтоб можно укрыться под ней, как под крышей. И это было вовремя: здесь, в глубине леса, после минутной сторожкой тишины во всей природе с особой отчетливостью послышалось, как загудело пространство между землей и небом и через какие-то секунды хлестко ударили вокруг тяжелые струи воды.