Война кончается войной

— «ТТ» ненадежен, — спокойно ответил Пономарь. — У него подгонка деталей с такими зазорами, что мышь пролезет. И магазин может выскочить в самый неподходящий момент, и патрон в стволе перекосить из-за люфта. А у «нагана» спуск тугой. Точность стрельбы страдает. Я просто так ничего не делаю. Себе дороже потом выходит.

— Ладно вам, — махнул рукой Ворон. — Время идет. Давайте в лес, приготовьте место, чтобы потом не мешкать. Машину держать долго нельзя, у водилы есть начальство, оно тоже за часами следит. И нам тут торчать нечего, на лишние вопросы нарываться. Пономарь, останься со мной.

Когда все уголовники ушли в лес, видимо, для того, чтобы открыть тайник, Ворон закурил и посмотрел на Пономаря внимательно.

— Слышь, а чего это Козырь жмется, как будто у него штаны мокрые? Ты его тут не с бабой застал?

— Нет, — засмеялся Пономарь. — Бабы не было. Все тихо и скрытно. Да и я еще тут покатался, осмотрелся. Не бывает засад без следов. Вы все курите, нюх потеряли, а я не курил никогда. Я не только запах дыма учую издалека, я даже дыхание курящего человека чувствую. Пару раз мой нюх мне жизнь спасал. Чуть-чуть не нарвался на ментовскую засаду. А ты что, не веришь Козырю?

— А я никому не верю, — прищурился Ворон и снова пристально посмотрел в глаза Пономарю. — Я и тебе не верю. Просто одним я не верю меньше, другим больше. Козырь дурак, хоть и преданный. Чаще дуракам веры больше. Умный всегда о своей выгоде думает.

— Мне сейчас выгодно с тобой дружить, Ворон, — ответил Пономарь, спокойно выдержав взгляд вора. — Я тут никого не знаю, а у тебя все козыри на руках.

— Правильно, потому я тебе пока и доверяю. Знаю, что сейчас тебе мои козыри нужнее. Не боись, Пономарь, свой куш ты получишь. И побольше, чем некоторые. Главное, будь на моей стороне.

— А я на твоей строне, — пожал Пономарь плечами и тут же посмотрел вдаль, на опушку леса.

Полуторка с расшатанными выщербленными бортами имела гражданские номера. Водитель в затертой до дыр кожаной летной куртке выскочил из машины и стал деловито открывать задний борт. Из леса уже спешили уголовники Ворона. Несколько ящиков с консервами, сухарями и концентратами оказались на земле. Водитель еще закрывал борт, а первые ящики уже понесли в лес.

Пономарь, как ему было велено, зорко смотрел по сторонам. Номер машины он запомнил. Откуда продукты, узнать не проблема. Это не с военных складов, скорее всего со складов медицинских или общепитовских. Не слабо Ворон прикормил кого-то. И дело у них поставлено, с накладными, наверное, порядок полный. Ладно, пахан, запомним мы этот твой канальчик. И местечко это тоже запомним. Не веришь, говоришь, никому? И правильно делаешь. В наше время верить никому нельзя.

— Ну, все, поехали, — отряхивая шляпу от паутины, сказал Ворон.

— А хлопцы? — Пономарь оглянулся на деревья.

— Поехали, поехали. Не твоя это забота. Велосипедик свой завтра заберешь. В городе.

Глава 4

Когда Васильев вернулся в Управление НКВД в Ровно, его там ждала телефонограмма от Бессонова с приказом срочно выехать в Загору с личным оружием и сухим пайком на трое суток. Нашли они там что или Владимир Сергеевич просто почуял след? Нюх у него на врага, это Васильев знал хорошо, был феноменальный. Неужели прочесывание лесного массива что-то дало?

До самого вечера по разбитым дорогам, объезжая незасыпанные воронки и ныряя в глубокие промоины, служебная машина из управления везла капитана Васильева на юг от города. Когда уже смеркалось, она остановилась возле здания отдела НКВД на транспорте на узловой станции Глинск-Загура.

Бессонов сидел в прокуренной комнате оперативного отдела с каким-то лейтенантом, который на разложенной карте объяснял ему схему охраны силами патрулей НКВД путей, стрелок и перегонов.

— Здравия желаю. — Васильев бросил на стул свой характерно звякнувший вещмешок и поставил рядом автомат.

— Ага. — Бессонов выразительно посмотрел на вещмешок. — Ну, ты вовремя. Знакомьтесь: это капитан Васильев, мой напарник из Москвы, а это лейтенант Санько из местных. Мы закончили свои дела, пошли, Алексей, нам тут комнатушку выделили для ночлега с раскладушками и горячим чайником.

Васильев понял, что командир не хочет говорить о делах при лейтенанте. Правильно, свой-не свой, а лишнего знать не положено никому.

Окно жилища, куда их привел Санько, выходило на служебный двор. Посередине комнаты стоял большой стол. Несколько расшатанных стульев сиротливо жались у стены, там же были разложены две вылинявшие немецкие раскладушки с продавленным брезентом. Большой алюминиевый чайник приветливо шумел на керосинке.

Через несколько минут был накрыт стол. Две банки мясных консервов, вскрытые ножом, буханка черного хлеба, душистое сало, соль на газетке, зеленый лук с чьего-то раннего огорода.

Бессонов расплескал из фляжки по мятым, видавшим виды кружкам водку.

— Ну, Леша, давай за победу! Пока наши ребята там на фронте жизни свои не жалеют, гонят фрицев с нашей земли, нам с тобой здесь ох как потрудиться надо. Так потрудиться, чтобы немцам здесь жарче, чем на фронте, было!