Оценив ситуацию, король приказал, чтобы общая молитва, которой уже пренебрегали, а во многих приходах и вовсе отказывались от нее, снова читалась по всей Англии без изъятий и изменений. Он считал, что неграмотные самоназначенные проповедники, наводнившие страну, к тому времени уже успели доказать его подданным опасность отсутствия религиозной лицензии. Нельзя сказать, что Карл был полностью не прав. Добропорядочных граждан возмущали попытки сапожников и изготовителей корзин указывать им дорогу в рай. Их раздражало, когда они взбирались на кафедру собора Святого Георгия и их не выгоняли оттуда. Людям, окончившим грамматическую школу, смешно было слышать, что латынь – это «язык Зверя», они устали выслушивать оскорбления уважаемых служителей церкви, которых называли «служителями Ваала». Экзальтированные личности, заявлявшие, что, согласно пророчеству Даниила, настало «последнее время» и скоро воцарится «правление святых» – имелось в виду их правление, – вызывали все меньше интереса. Непочтительный беспорядок во время службы и намеренная порча церковного убранства оскорбляли благонравных людей, которые начали сомневаться в предлагаемых реформах. Некоторые из тех, кто несколько месяцев назад пренебрежительно относился к общей молитве, как к чечевичной похлебке, теперь могли согласиться с англиканским богословом, который в своей проповеди стремился показать, что та самая презираемая чечевичная похлебка – это «хорошо приправленный хлеб насущный».
За пределами Лондона приказ короля восприняли спокойно и даже с облегчением. «Боже, благослови его величество. Теперь мы снова вернемся к нашей прежней религии», – сказали добрые люди в Дувре, а некоторые из них незадолго до этого собирались послушать каменотеса, разъясняющего Священное Писание. Даже лондонские подмастерья, всю неделю кричавшие «Нет епископам!», в воскресенье принялись травить сектантов. Они вломились в дом наиболее видного из них, торговца кожами Прейзгода Бербоуна, прервали его красноречивую проповедь и избили собравшихся. Затем напали на безумного фанатика, который в это время на свой лад вел службу в церкви Гроба Господня, и притащили его – при этом он продолжал проповедовать – к лорд-мэру.
Эти нападения ни в коем случае не означали ослабления антипапистских настроений, вспыхнувших в тех кварталах, где их меньше всего можно было ожидать. Французский посол, чьи услуги, оказываемые Пиму и его партии, зависели от поддержания определенного уровня доверия с двором, убедил палату общин воздержаться от протеста, когда король помиловал семерых священников, приговоренных к смерти. Однако другие приговоренные из Ньюгейтской тюрьмы взбунтовались. Они заперлись и отказались идти на казнь, если святые отцы не будут повешены вместе с ними, что вызвало горячее одобрение узнавшей об этом черни.
Ситуация так и не разрешилась к тому моменту, когда 14 декабря король торжественно прибыл в палату лордов, но не для того, чтобы – как все давно ждали – ответить на Ремонстрацию, а чтобы с некоторой резкостью просить положить конец ненужным дебатам и ускорить поставки в Ирландию. Карл сказал, что слышал о билле о милиции, предполагавшем урезание его прерогатив. Нужды Ирландии не могут больше ждать, продолжил король. Он подпишет билль, только если туда будет добавлено salvo jure[7]
для защиты его собственных прав и прав его народа, а споры следует отложить до тех пор, пока не будут освобождены его подданные в Ирландии.Король сказал чистую правду. Со всеми попутными ветрами в Вестминстер поступали призывы от Совета в Дублине, и с каждым разом указанная в них численность войск и количество денег, которые нужно было немедленно прислать, увеличивались. Последняя депеша гласила, что к восстанию примкнуло католическое население Английского Пейла и минимальный размер необходимой помощи составляет 2000 всадников, 20 тысяч пехотинцев и 200 тысяч фунтов деньгами и оружием.
До сих пор злополучное правительство в Дублине только терпело поражения. Войска в количестве 600 человек – в основном беженцев из Ольстера – были наспех вооружены и отправлены освободить Дрогеду. Но когда они карабкались по крутому склону и скользкому берегу маленькой речушки Нэнни у Джулианстауне, из тумана на них с леденящими душу криками налетели ирландцы. Солдаты, как один, кинулись бежать, побросав оружие, которое досталось врагу. В 10 милях от Дублина глава клана Бирнов, прежде служивший в испанской армии, организовал укрепленный лагерь, откуда совершал рейды по окружающей местности, угонял скот и сжигал дома англичан. Город Килкенни был беззащитен перед этими грабительскими ордами. Ирландцы увели весь скот графа Ормонда; все комнаты, конюшни и лестницы его большого замка заполонили беженцы, а графиня с достойным восхищения спокойствием организовала женщин, заняв их шитьем, давала уроки детям и кормила всех.