С такими надеждами король отправил своих уполномоченных во главе с герцогом Ричмондом в Аксбридж на встречу с представителями парламента. Перспективы договора выглядели очень мрачно. Король категорически не желал называть своих оппонентов «парламентом» и уступил только потому, что большинство его Совета проголосовало за использование этого термина. Парламент, со своей стороны, с большим трудом соглашался признавать титулы некоторых представителей роялистов, поскольку они были заверены большой королевской печатью после того, как парламент признал действующей свою большую печать. Среди его представителей Вейна и Сент-Джона все считали сторожевыми псами, поставленными охранять своих более умеренных коллег, чтобы они не проявили к роялистам излишнего дружелюбия. Один из парламентских капелланов, Кристофер Лав, отслужил по случаю начала переговоров службу, рассчитанную на то, чтобы оскорбить королевскую делегацию и исключить любую серьезную попытку заключения мира. Со своей стороны, король решительно настроился не обсуждать ничего связанного с Шотландией без консультации с Монтрозом, который был очень далеко и имя которого было проклято шотландскими уполномоченными. Кроме того, он велел своим делегатам не упускать возможность в приватных беседах говорить представителям парламента, «что они отъявленные мятежники и, если не покаются, их ждет проклятие, гибель и бесславие». Карл считал, что такие разговоры «могут пойти на пользу». Даже те, кто не обладал дополнительной информацией о политике двора и парламента, могли понять, что из этой встречи в Аксбридже, скорее всего, ничего не выйдет. «Мир, – писал в Лондон барристер Джон Грин, – это невероятное чудо, на которое едва ли стоит надеяться».
Уполномоченные решили посвятить по три дня последовательному обсуждению трех главных спорных моментов: реформе церкви, контролю над вооруженными силами и урегулированию ситуации в Ирландии. По вопросу религии роялистам стало ясно, что некоторые парламентские уполномоченные не в ладах с шотландцами. Канцлер Лоудун, возглавлявший шотландских представителей, тайно приехал к Эдварду Хайду и употребил всю свою недюжинную силу убеждения, чтобы ему позволили обратить короля в пресвитерианство. Попытка Лоудуна последовала за его присоединением к планам по заключению мира, тайно спонсируемым Холлесом и леди Карлайл, и предвосхитила то, что вскоре стало путеводной звездой политики ковенантеров – надежду убедить Карла перейти в пресвитерианство и, таким образом, расколоть англичан и сокрушить индепендентов. Он потерпел полную неудачу. В ходе обсуждения, продлившегося ближайшие несколько дней, роялисты не смогли использовать раскол в стане своих врагов, поскольку не имели права изменить решительное требование своего господина о полном сохранении епископальной церкви. Шотландцы, которые могли выиграть или проиграть больше других, были самыми голосистыми. Лодердейл, «не обладавший изящным произношением, но говоривший со страстью, – писал Хайд, – сделал все гораздо более сложным, чем было раньше». Лоудун, разочарованный упрямством короля, которого он не ожидал, яростно нападал на Хайда и получил такой же яростный ответ. К полуночи последнего дня озлобленные уполномоченные окончательно зашли в тупик. Так закончились дебаты по вопросу религии.