Несмотря на эти неудачи, король совсем не думал о поражении. Он практически открыто рассматривал мирные переговоры всего лишь как способ пережить зиму и продолжал их вести, как он писал королеве, в основном чтобы успокоить членов того, что он называл своим «беспородным парламентом», – несчастных парламентариев-лоялистов, которые снова приехали в Оксфорд, чтобы провести там свою вторую неустроенную сессию. Несмотря на их присутствие, теперь облик Оксфорда полностью определяла война. Гражданским домохозяевам было велено сделать запасы на шесть месяцев или покинуть город. Всех работоспособных горожан обязали участвовать в строительстве оборонительных укреплений. Два раза в неделю король лично проводил осмотр фортификаций, а на берегах Айзиса его люди репетировали переправку тяжелых орудий через реку на плотах.
Руперт по-прежнему следовал своей политике продвижения тех людей, в чьих способностях и согласии с его собственными идеями был уверен. Вслед за Генри Кейджем он сделал губернатором Оксфорда Уильяма Легга, а своего ведущего инженера Бернарда де Гомма – главным квартирмейстером. Оба назначения оказались удачными, если единственным критерием считать способности. Но Гомм был очень молодым, иностранцем и полностью зависел от Руперта, а Легг был его близким другом. Все выглядело так, словно он создает свою группировку. Сэр Артур Астон, которого отстранили от управления Оксфордом из-за перелома ноги, полученного, когда он «гарцевал на лошади перед какими-то дамами», сделал все, что было в его силах, чтобы подорвать власть своего преемника сэра Генри Кейджа, и теперь, когда Кейдж погиб, очень надеялся снова стать губернатором. В результате Руперт приобрел еще одного злейшего врага в армии. При дворе ему приходилось считаться с раздражением графа Саутамптона, поскольку тот надеялся получить должность шталмейстера, которую король пожаловал своему племяннику.
Беспокоила принца и другая критика. Во-первых, проблемы на Западе, где Эдмунд Уиндем не желал служить под началом Хоптона, «который со мной не считается». Во-вторых, недовольство в Ньюарке, где сэр Ричард Байрон отказал своей матери взять какого-то выскочку Родоса для участия в управлении городом. Были и другие жалобы, справедливые и несправедливые, серьезные и пустяковые. Если бы реорганизация роялистской армии принесла победу, вся критика тут же затихла бы, но пока Руперт с угрожающей скоростью плодил себе врагов, готовых наброситься на него в случае проигрыша. Королева была далеко, но теперь в Париже с ней были два его самых лютых врага: маркиз Ньюкасл и лорд Уилмот, который одно время, похоже, подумывал состряпать против Руперта обвинения, которые могли представить оксфордскому парламенту Маркиз Хертфорд и лорд Гламорган – два представителя знати, чьи военные способности Руперт явно не оценил. Из этого заговора ничего не вышло, но подобные вещи создавали неприятный фон усилиям принца по реорганизации королевских армий.
Временами король обнаруживал, что даже его самые близкие друзья, за исключением Дигби, «со странным нетерпением ждали мира». Так он писал королеве. Но одна группа во главе с другом Уилмота Гарри Перси, как он полагал, может быть опасна, и он велел их арестовать. Согласно донесению, им вменялся заговор с целью похищения принца Уэльского и отправки его в Лондон, а также то, что они предупредили генерала Брауни о нападении принца Руперта на Абингтон. Но несомненной причиной была их заинтересованность в плане, который не без ведома Дензила Холлеса передала из Лондона сестра Перси леди Карлайл. План состоял в том, что король должен заключить мир с пресвитерианцами и шотландцами, чтобы таким образом уничтожить сектантов, – план, о котором Карл не желал даже слышать. «Будьте уверены, – писал он королеве, – что я не откажусь ни от епископства, ни от меча, который Бог вложил в мои руки».