Война крыш

Напротив кафе два солдата охраны на каменных тумбах ели свои бутерброды с яйцами и огурцами. Между ними стоял прозрачный пакет со снедью, который им привезли. Запивали кока-колой, не снимая черных своих карабинов.

«Может, последний раз тут сижу…»

Кейт понимал его. Это мешало сосредоточиться.

Рядом играл латиноамериканский ансамбль — тамбурин, бубен. Красавица негритянка раскачивалась на высоких каблуках.

Место Амрана Коэна на площади перед банком «Апоалим» занимала стройная девка, с кудряшками, с красноватым лицом, не желавшим загорать. Кейт не заметил у нее видимых физических изъянов.

Подавали ей неохотно.

«Без чулок. Голова не покрыта. Это не Амран Коэн. Религиозные не станут подавать… С такими доходами тебя, девка, долго не ухлопают!»

Нищенка собиралась уходить, ненадолго исчезла и появилась снова — держа десяток полиэтиленовых пакетов с продуктами.

Она оставляла их в ближайшей лавке.

Юджин Кейт наблюдал.

Нищенка прошла рядом со столиком. В прозрачной сумке сверху виднелись золотистые крупные яблоки.

В это время у угла остановилась машина.

«Кая» серого цвета, последней модели. Сидевший за рулем амбал взглянул через плечо. Ничего не сказал. Нищенка пролезла на второе сиденье. Амбал повел машину дальше по Яффо: У классического здания банка с английской надписью на фронтоне вверху «кая» свернула направо.

«Тальпиот? Сен-Симон? Пат?»

Кейт наконец поймал начало ускользавшей мысль.

«Тот, кто звонил в автомат 2543231, не знает, что Амран Коэн убит…»

Сквозь открытую дверь пункта продажи валюты виднелись светящиеся цифры на доске. Доллар шел по 3, 60 шекеля. Курс его рос, а с ним привязанные к индексу цены на дома, квартиры…

Они простились.

Вскоре гул «ямахи» взбудоражил вялую Бар Йохай.

«Теперь ясно…»

Нищий оказался непростым человеком. Он подозревал, что его телефон прослушивается, поэтому не звонил из дома. Только с Кикар Цион…

Его абонент где-то далеко и ничего о нем не знает.

Скорее всего, в России.

В ближайшее время этот человек может появиться здесь — на Бар Йохай. Начнет интересоваться…

«Надо срочно предупредить Варду!»

Мой перелет на Ближний Восток происходил в ночные часы.

Знакомые этапы-вехи.

Обязательный инструктаж пассажиров на русском и английском: как вести себя в полете. Стюард демонстрировал с медвежьей грацией, как пользоваться спасательным жилетом при посадке на воду.

И вот уже заломило в ушах, в затылке. Послышалось громкое сипение. Давление куда-то быстро утекало вместе с воздухом.

Но заработали вентиляторы. Набрали высоту.

Две приблатненного вида стюардессы у угла туалета втихую покуривали.

Красный мартини, виски. Сок грейпфрута, нигде, кстати, не получивший особого распространения…

Три с половиной часа полета…

Дремота.

И снова духота и безветрие аэропорта Бен Гурион.

Плоские шляпы религиозных — хередим. Малочисленные туристы — из-за взрывов туризм резко идет на убыль.

Профессиональная улыбка израильской пограничницы, проверяющей мой паспорт.

Я сверил свой портрет глазами симпатичной военнослужащей.

Высокий, тяжелый. Жесткие, с проседью волосы. Прижатые уши. Металлические коронки впереди, вверху. «Ужасные зубы», как говорят тут про наши блатные фиксы. Впалые щеки…

Еще — свороченный в детстве нос.

Для физиономиста-психолога — поле для изучения природы человека.

Действительно ли, как утверждают французы, характер — это судьба?

«Частный лицензированный российский детектив, работающий по контракту в охранно-сыскной ассоциации „Лайнс“, разрешите представиться…»

— Шалом!

Очередной штемпель в моем израильском дарконе — и вот он уже у меня в руке.

— Бай!

Двухэтажный автобус Тель-Авив — Иерусалим.

В окне равнинный Израиль. Желто-красный трактор на поле.

Белые валуны в зелени пальм. И горы вдалеке. Широкой раструб — вход в ущелья.

Неожиданно облачное молочно-серое мутное небо.

И сразу красные черепичные крыши на складках серого с зелеными заплатами выгоревшего одеяла до дымки горизонта.

Израильские поселения — ульи с красными крышами. Острые верхушки сосен на склонах. Кипарисы, как поминальные свечи между горными складками. И паутинки дорог внизу.

Разбитая машина. Как она попала туда, в ущелье? По сторонам вдоль дороги изломанные складки породы на разных уровнях.

И наконец, Иерусалим.

Сбоку мелькнула надпись на русском: «САДЫ САХАРОВА».

Здесь почитали знаменитого правозащитника…

Квартира ждала меня все это время.

Я распахнул окна в салоне и в спальне — на грохочущую Элиягу Голомб и во двор.

В первое ворвался непрекращавшийся гул машин.

Снова на половину окна впереди простирался Байт ва-Ган, один из семи иерусалимских холмов, высоко вознесенный и на две трети застроенный виллами.

Строительство новой дороги под ним заканчивалось, но по склону еще двигались дорожно-строительные машины.

У меня было связано многое с вершиной Байт ва-Ган в мой прошлый приезд.

В другое окно — со двора — доносился лай собаки.

В квартире, которую «Лайнс» оставил за собой, стоял устойчивый жар.

За то время, пока никого тут не было, помещение лишилось запаха жилья. В первую очередь, конечно, потому, что тут не готовили.

Я включил телефон, воду, газ.