Война крыш

Моя собеседница кивнула на худощавого в кроссовках.

— Жора. Партнер Макса…

— Я оставляю вас.

Я побрел вдоль кустов вслед за прибывшими по направлению к «джипу-чероки», в который перед тем сел Макс.

Машина стояла, поблескивая мертвыми непроницаемыми стеклами. Был ли кто-нибудь внутри, о чем там разговаривали, можно было только гадать…

В джипе открыли дверцу.

Я подошел к кустам, отделявшим джип. От кустов шел густой сладкий аромат.

Израильтянин и его сопровождающий стояли ко мне спиной. В машине было темно. Изредка там вспыхивали светлячки сигарет. Было довольно хорошо все слышно.

Израильтянин заговорил на иврите в здешней рассудительной манере, все больше увлекаясь и добавляя эмоций, чтобы часть улицы и половина населения Катамонов могли оценить его риторику.

Я разобрал в его эскападе только два известных мне слова. Название города — Кейсария и второе — весьма тут распространенное. На этот раз оно было произнесено с отрицательной частицей «ло» — «не»:

— Ло ф р а е р!..

Он замолчал, и я услышал русский перевод. Партнер Макса перевел сидящим в джипе:

— Клиенты его серьезные мужики… Привыкли вести дела по правилам. Долги надо платить, и дальше все в таком роде. Они забивают нам стрелку в Кейсарии…

— Чего он там насчет фраеров? — спросили из джипа.

— Ну типа того, что среди них, мол, нет фраеров…

Израильтянин заговорил снова. С большим апломбом,

столь же убежденно. Теперь он напирал на слово «мотивация», которое произнес дважды…

— Приедут крутые мужики… Хотят знать, чем вы мотивируете свои действия…

— Скажи, чтобы сосал он…

— Он лично вопросы не решает. К нему обратились, чтобы он помог выбить долг. Кличка его Хариф. Тут он известный человек, в прошлом работал в полиции…

— Мусор…

— Стрелка в третий день недели — во вторник…

— Может, в среду?

— Тут неделя начинается с воскресенья. Он повезет нас на встречу с его клиентами…

— Скажи, ладно. Там поглядим…

Жора перевел ответ.

Кто-то сидевший в джипе рядом с водителем хлопнул дверцей.

Жора проводил Харифа к машине.

Я не шевелился.

На дискотеке танцы были в разгаре. Музыка не входила в меня.

Я вспомнил строчку Анны Ахматовой: «Предупреждаю, что живу в последний раз…»

Я прошел метров триста в сторону от домов и тут понял, что меня пасут.

Конечно, был определенный риск в том, что я отправился на Бар Йохай в субботу. Общественный транспорт не работал. Такси появлялись здесь, как правило, лишь по заказу. Тем более в субботу.

Но то, что я увидел и, главное, услышал, оправдывало все.

Победителей не судят.

Моей главной задачей теперь было благополучно выбраться.

Свет неярких светильников застревал в листве многолетних акаций. Самая нижняя из опоясывавших склон холма улиц была одной из самых населенных, запущенных. Особенно в эти дни — после забастовки городских служб.

Мусор был вышвырнут на узкую проезжую часть. По обеим ее сторонам вдоль тротуаров нескончаемой цепью двумя рядами тянулись машины, припаркованные накануне.

Я повернул к ближайшей лестнице наверх между домами.

«Двинуться в сторону перекрестка?»

Я не оглядывался.

Между домами показался подъем. По каменным ступеням я поднялся на следующий уровень улиц, опоясывавших по склону холм Пат.

Несколько раз я слышал сзади негромкие шаги.

Все зависело от того, кто за мной шел…

Этот человек мог представлять три различные группировки.

На первом месте стояли узнавшие о моем приезде боевики из окружения О'Брайена и Тамма, против которых я работал во время моей прошлой командировки сюда. Выезд из страны был для них перекрыт.

От этих я мог получить только нож или пулю. Причем в любом месте в любой удобный для них момент. Этот вариант был для меня наиболее опасным.

«Шустрые ребята, готовые запросто перерезать глотку…»

Лестница была пуста. Я приближался к вершине холма.

«Неизвестный французский офицер был прав, говоря: „Если бы вы боялись, как я, вас давно бы тут никого не было…“

Я не исключал также, что сведения о моем приезде могли просочиться и к тем, кто при жизни Яна — он же Амран Коэн — наезжал на него. Об этом Ян сообщил Марине в Москву. По моим предположениям, эти люди тоже запросто могли приложить руку к его убийству. При таком раскладе было неизвестно, какие инструкции получены ими из Москвы в отношении меня…

Из индивидуальных средств защиты, кроме складного ножа, с которым я никогда не расставался, я мог рассчитывать еще на бодигард, портативную сирену, включавшуюся удалением предохранительной чеки.

Наконец, это могла быть израильская полиция.

«Миштара»…

Возможность отсечь «хвост» еще оставалась. Завернув за угол, я мог броситься бежать. Тут существовали десятки проходов…

«Если это бандиты из первых двух группировок, мне надо линять любыми способами…»

Другое дело, если это миштара!

Полиция рано или поздно меня бы установила.

Это не так трудно в городе с пятидесятитысячным эмигрантским населением.

Как представитель «Лайнса» в Израиле я собирал данные на группу О'Брайена — Окуня, кинувшую крупный московский банк.