Война Маллиган

Тяжелая пауза длилась несколько бесконечно долгих мгновений.

— Ну, как знаешь, — отец, наконец, убрал пистолет обратно в кобуру, харкнул, сплюнул под ноги и вышел из хижины, — пошевеливайся.

Гюрза опустила оружие и, выдохнув воздух, обернулась к погребу. Дети сидели также, не двигаясь. Теперь в их глазенках застыл ужас.

И она вдруг поняла, они смотрели на нее, но видели не человека.

Они видели чудовище…

Чудовище, такое же, как и те, кто убивал их родных и близких. И чудовища эти были не такими, как те, которые прятались в шкафах и под кроватями…

От этой мысли ей стало не по себе. Резко развернувшись, она выбежала из хижины и сразу же согнулась пополам. Ее вывернуло.

— Что у вас там? — спросил приближающийся командир.

— Ничего, — ответил отец, — все чисто, Пайк, просто у Гюрзы непереносимость крови.

— С чего вдруг? Ладно, завязывайте там хренью страдать, застукаю за

мародерством, прибью лично, — прорычал командир, — все, уходим! Живо!!!

Она хватала ртом воздух, оперевшись рукой о стену, как рыба, выброшенная на берег.

Отец смотрел на нее и молчал.

Он словно что-то вспомнил…

Ей было шесть, и она сидела у него на коленях, закутанная в плед его рукой.

— И что же ты понял, папочка?

Зеленые глазенки дочери смотрели на него так удивленно и так доверчиво, что он не смог сказать ей правды. Вместо этого он сказал:

— Я понял, что чудовище в моем шкафу боится. Боится меня. И когда я понял это, я перестал испытывать страх.

— Но почему он боялся, папочка? Почему…

Сейчас.

…Гюрза сидела на валуне, устало смотря на открывающийся вид утреннего лагеря.

Отгоревшие пожары и повсеместные следы жестокой бойни уже не внушали ей ужаса. Она перевела взгляд на собственные руки. Они были в крови.

— Он боялся потому, что видел перед собой чудовище… не он был чудовищем, им был я, — отец присел рядом и, как и она, стал рассматривать открывшуюся перед ним картину, — все мы чудовища. Мы — люди.

Она молчала. Отец был прав. Как еще можно было назвать тех, кто творил подобные зверства?

Пир чудовищ. Почему же мы просто не поубиваем друг друга. Не истребим до единого. Чтобы не осталось никого.

— Что мне делать? — спросила она его. — Мне никогда не отмыть руки от крови.

— Умереть, — усмехнулся отец, — смерть очищает все.

— Я не могу, еще не время.

— Тогда делай то, что должна, и наградой тебе будет покой.

Она закрыла глаза. А когда открыла их снова, отца уже не было рядом.

К ней шел Громила. Весь в грязи и крови, как и она сама, впрочем. Его изувеченное лицо казалось гротескной маской, но оно не пугало ее. Ее, казалось, вообще уже ничего не могло напугать.

Гюрза молча следила за его приближением. Громила не дошел пару метров, мотнул головой, показывая ей следовать за ним.

Подхватив «калашников», которым орудовала всю ночь, Гюрза тяжело поднялась с валуна и подошла к Громиле.

Он протянул руку и забрал оружие. Она не сопротивлялась. Сил не было.

— М-м-м-м, — промычал он и двинулся вперед. Гюрза покорно поплелась следом.

В предрассветных сумерках лагерь выглядел, как призрак. Призрак, в котором обитали призраки.

Дымящиеся пепелища, трупы людей и животных — все казалось серым и выцветшим. Одержавшие победу ребята Меченого сами походили на трупы. Уставшие, хоть и довольные собой.