Война мёртвых

Ты чего так рано? — спросила жена, входя в кухню. За ней следом, важно ступая, прошел кот. Они по утрам так всегда ходят. — Ох, а запах-то! С улицы нагнало? Словно шерсть жгли.

Она подошла к приоткрытому в режиме микропроветривания окну и удивленно нахмурилась: с улицы несло свежестью раннего июльского утра.

Я тоже почувствовал запах. Это были «женские духи Лилит».

Кот чихнул и попятился вон из кухни.

Это от меня так пахнет, — сказал я.

Жена принюхалась к моим волосам и долго после этого кашляла.

В душ немедленно, — сказала она. — Потом разберемся, что это ты тут делал.

Лучше брошусь в озеро Онегу, — ответил я и добавил, понизив голос. — Оно хоть и не Озеро Слез, но дурной запах отбивает напрочь.

Вода была холодной, но больная нога сразу же перестала быть таковой, и я поплыл безумным стилем баттерфляй вдоль полоски пляжа. Купаться здесь, как обычно для современной Россиянии, было запрещено, могли нагрянуть менты с кипами «административок», но я надеялся, что столь ранним утром они этим заниматься не захотят.

Память осторожно приоткрыла события минувшей ночи.

Булавка Аполлона, словно золотой гвоздь поблескивала в макушке, а Лилит заволновалась. Что-то не то стало твориться с ее обычным состоянием, что-то отличное и неприемлемое. Наверно, голова заболела. «Будто гвоздь воткнули». Бывает.

В этом и был мой замысел. Если есть «булавка судьбы», почему бы ей не воспользоваться. Гарри Потер отдыхает. Плагиатор Емец — тем более.

Велиал принес себя в жертву ради меня.

Отвлеченная на свои внутренние проблемы, Лилит перестала контролировать ближайший круг. А круг этот угрожающе зашевелился.

Самым резвым оказался Илейка. Когда другие лишь начали еле поднимать руки, он сделал несколько твердых шагов в стиле статуи Командора.

Ты чего это? — спросила Лилит, все еще в полном неверии, что может что-то случиться.

А того! — сказал он. — Ты давай не безобразничай.

Потом схватил ее одной рукой за шею, а другой, просунув пальцы под нижнюю челюсть, оторвал голову одним движением.

— Ну, вот, а я только позабавиться собралась, — сказала голова, а туловище начало неуклюже метаться по черепу из стороны в сторону.

Люди и души уворачивались, словно бы в игре в жмурки. Только Ропот стеснительно отошел к ливу. Он ткнул пальцем чуть ли не в нос дьяволице и спросил:

А можно мне эту штуку? Я из нее погремушку сделаю.

Попрошу без фамильярностей, — сказала голова.

Тем временем с черепом-узилищем, тоже произошли изменения. Он опять развернулся, вытолкнув наружу всех, кто был внутри, и сделался прежним полуобгоревшим на теле, истерзанном огнем, за толстой ледяной стеной.

Через коридор, по колено в воде, к ним пришел Вельзевул.

Там эти черные — все разбежались, — сказал он. — Сделали что-нибудь?

Это не мы, — честно за всех признался Охвен.

Я ей только голову оторвал, — проговорил Илейка, подавая ее за волосы Светлому. Глава молчала, сделавшись, вдруг, совершенно безжизненной.

Ну, потерей головы тут никого не удивить, — радостно заметил Вельзевул, однако голову не принял.

Снаружи что-то грохотало, вода под ногами шла волнами. Не иначе, рушилась ледяная гора. Через пару-другую сотню лет и Люцифер на свободу выберется.

В общем, нет больше в голове у Лилит ни ее самой, ни ее щупалец. Канал ненависти, питавший ее от людей, оборвался. Остается ждать Господа. Ваш товарищ Макс, наверно, подготовил правильные слова, чтобы к нему обратиться.

Вельзевул говорил это очень усталым голосом, даже несколько раз оглянулся, где бы сесть, но потом махнул рукой: пошли отсюда.

Все тоже сделались очень усталыми и расселись возле расщелины на куски льда. Прибывавшая, было, вода весьма живо утекла в сторону берега — там лед был тоньше всего.

Сидеть на льду было зябко, но совершенно нехолодно. Вокруг падали глыбы, бывшие некогда частью горы, суетливые черные разбегались в сторону берега, как тараканы. В самой преисподней происходило очередное Смещение. Можно было с большой долей уверенности предположить, что это Смещение — завершительное. Преисподняя существовала последнее время, хаос терялся в упорядоченности. Ад, в том смысле, как он и был создан, возвращался в прежний режим работы.

Оставалось уповать и ждать возвращения Господа.

Кто был с нами? — спросил Охвен Светлого.

Он и сейчас с нами, — вмешался Ропот.

Я здесь, — сказал я.

Это мысль человеческая, — добавил Светлый. — Может быть, нематериальная.

Как это нематериальная? — удивился я. — Как булавкой Аполлона колоть в центр ненависти — материален. Я не понимаю, почему меня никто не видит.

Мы-то видим, — усмехнулся Вельзевул. — Покажись всем.

Конечно, сам я, как человек, сейчас сидел на кухне и пил сладкий чай. Но моя мысль была здесь. И я так увлекся ею, что не был сейчас в городе, пожираемом насланной из Китая болезнью, а также разрываемом гнилостным системным разрушением, именуемым «Парфёнчиков». Я был среди моих героев и был этому чертовски рад.

Я не представлял, как можно «показаться». Напрячься? Наоборот — расслабиться? Я повернулся к Ропоту, но тот лишь пожал плечами.