— Тут ещё один факт выяснился, — добавила Закировна. — Когда я наезжала на итальянцев за качество товара и задержку с поставками, они проговорились, что тогда им поступило одновременно два заказа на те же саженцы. От нас и от чехов для какого-то гостиничного комплекса в Карловых Варах. Те практически одновременно с нами предложили выкупить весь самшит по более высокой цене, но тянули с предоплатой. А мы не соглашались повышать цену и настаивали на предварительно оговоренных условиях. Но потом чехи внезапно отказались от заказа. Поэтому итальяшки и задержали подписание контракта, и поставки соответственно.
Услышав «Карловы Вары», я сразу сделал стойку.
— Стоп, Закировна! Ты случаем не выяснила, кто из чехов хотел самшит?
— Комплекс «Булов».
— Отель «Булов Гранд» входит в этот комплекс? — у меня сердце забилось чаще — вспомнилось, как оттуда меня вытолкали в чешскую кутузку.
— Да.
Я выругался и стукнул кулаком по пошлому кафелю, на который обычно бы и не взглянул — качество паршивое.
— Нам нужен официальный ответ от итальянцев с указанием именно этой причины задержки поставок, с указанием чешской фирмы и их заказа, — выпалил я. — Как угодно получи от них эту бумажку! Скажи, что в этом случае мы их не больно побьём или вообще бить не станем. В общем, ты же монстр переговоров, Закировна, сделай! Очень прошу тебя!
— Хорошо, Иван, постараюсь. Тебя можно поздравить с бракосочетанием? — улыбнулась она, судя по голосу.
— Поздравить можно будет потом, когда я выйду из этой клетки. И, Зульфия, получи бумажку! Я буду считать это свадебным подарком.
Я отбил звонок и попытался отдышаться. Чёрт, ещё кровь в норму не пришла, видимо. Разволновался, как пацан.
Вышел из туалета, борясь с головокружением, и услышал львиный рёв из коридора:
— Я жена!
В палату ворвалась Рита. Я не сразу её узнал. Взмыленная, одетая нетипично и даже волос её шикарных не видно. У меня аж сердце оборвалось: неужели подстригла?
Но она сбросила куртку, шарф, стянула кепку, и знакомый чёрный плащ рассыпался по её плечам. Красавица! Рррита! Моя…
— О, Ваня! Ты уже на ногах! Не рано? — подошла она ко мне, пытаясь обуздать остаточный гнев, которым от неё разило за метр. Но не по отношению ко мне, мне моя львица улыбнулась.
— Даже поздно, — ответил я и заключил её, вибрирующую энергией, жаркую, как вулкан, и так искушающе пахнущую, в объятья. Я посмотрел на неё вблизи и спросил: — Что мою девочку так взволновало? Удод-охранник?
— Если бы! — Рита чмокнула меня быстро в губы и высвободилась. — Прости, меня колбасит, сейчас успокоюсь. Дай мне минутку.
Я усадил её в кресло для посетителей и сел на стул напротив, в очередной раз мысленно благодаря Сашу Фёдорова за отдельную палату и нормальные условия. Не забуду ему доброты и дружественности! В такой ситуации, как у меня, ярче видишь, кто чего стоит, люди превращаются в лакмусовые бумажки.
— Рассказывай, — сказал я.
— У тебя с сердцем как?
— Норм. Я уже, как огурец.
— Алюминиевый огурец из песни Цоя, да? — хмыкнула Рита.
— Вот именно. Непробиваемый. Финт ушами закончился, не переживай.
Она вздохнула, посомневалась ещё минутку и выдала на гора. О митинге, репортёрах и о своём побеге через крышу. Ну ничего себе! Я сжал кулаки.
— Ну нет! За тебя я им не позволю взяться. Уроды конченные!
Рита положила руку поверх моей кисти.
— Я тоже не сдамся, но придётся быть умнее. Не исключаю, что утренние события — результат других моих действий. Есть ещё кое-что, что тебе нужно знать. — Она достала из рюкзака мобильный, наушники и протянула мне: — Это технопранк. Говорит не настоящий Стеблух. В смысле настоящий, но фразы записаны из другого разговора.
Я присвистнул, Рита добавила:
— А вот Белинская не подозревает, что это розыгрыш. Так что слушай.
Прослушал. И офигел. Когда снял наушники, Рита спросила:
— Вань, скажи честно, что ты знаешь о Юлии Новодворской?
— Новодворскую не припомню, — я почесал в затылке. — Но Юль в моей жизни было много.
— Тогда так. Вот она, справа в соболях. — И протянула мне распечатанную фотографию роскошной, властной женщины с хватким взглядом.
Я лишь со второго или с третьего взгляда узнал в хищной стерве на фото воздушную, мечтательную студентку, которая разбила мне сердце ещё в универе. Это было так неожиданно, что я даже закашлялся.
— Она не Новодворская, — сказал я. — Это Юля Герцман, по крайней мере, такая у неё была фамилия восемнадцать лет назад.
— Что вас связывало? — Пристальный взгляд Риты.
Мне не хотелось откровенничать об этом, но я рассказал: и о первой любви, и об архитекторе, и даже о разносе зеркал в ресторане и тайной роли мамы в моём вызволении. Я же обещал не врать.
— Теперь понятно, почему у тебя такая мама нервная, — заметила Рита.