#война#мир#секс

Я расправила плечи, чувствуя, как кровь закипает в венах и сворачивается в животе в увесистый сгусток, почти шар — страстное желание долбануть чем-нибудь тяжёлым того, кто только что появился на фальшивой триумфальной лестнице, ведущей в студию.

Студия заполнилась овациями и визгом. Нашли героя…

Никогда с ним не встречалась, но заочно его ненавижу! Есть за что!

* * *

Я не удержалась, повернула голову, чтобы увидеть этого мерзавца в лицо. Но надела маску холодного равнодушия, решив: много чести Красницкому — знать, как он меня бесит. «Хищник от бизнеса» даже не взглянул в мою сторону. Он проследовал на уготованный продюсерами дерматиновый трон так, словно перед ним отряд рабов разворачивал ковровую дорожку и рассыпал пятитысячные купюры за неимением розовых лепестков… Сел, вальяжно закинув ногу за ногу, и занял собой весь диванчик, попутно прихватывая половину студии. И я с первого взгляда поняла: «плейбой» — это не о нём. Сидящий в полутора метрах от меня мужчина лет тридцати пяти был ни разу не «бой1», а скала с упёртым лбом, в сером костюме, лакированных туфлях и при галстуке. Совсем не такой, как в журнале.

Меня подкидывало от циничной полуулыбки на его лице. Красивом? Мои девчонки наверняка бы ахнули от восторга. Я таких не люблю. Штампованный брутал и владелец мира, осовремененный подтянутый викинг, хотя в душе такой же ворюга и разбойник с копьём. Я вообще от блондинов всегда ожидаю подвоха… А этот ещё и улыбается, машет публике большой ладонью.

Как посмел, когда целая древняя роща по его вине вымерла?! Гад!

Я стиснула зубы, перекатывая негодование по нёбу языком. Стало жарко так, что захотелось оттянуть ворот водолазки и попросить врубить кондиционер, несмотря на то, что на улице было минус десять. Мне не терпелось высказать всё хлёстко, чётко, в лоб, но ведущая обо мне будто забыла.

— Иван Аркадьевич, — цвела Катерина Белинская, подсознательно поправляя грудь, — расскажите, пожалуйста, о вашем вкладе в развитие черноморского побережья.

Красницкий чуть подался вперёд.

— С удовольствием. Большой Сочи для меня не просто географическое название, это территория моего детства. Там я проводил с семьёй лето, и поэтому когда встал вопрос, какой регион развивать, я прежде всего подумал о нашем море! Я — россиянин, и этим всё сказано. На сегодняшний день существует масса недостроенных участков, домов, а также полуразрушенных санаториев, пионерлагерей. Заброшенные, они выглядят уродливым пятном на фоне морских пейзажей. Я не инвестирую, как многие, в турецкие, испанские проекты, не покупаю зарубежные спортивные команды и принципиально ничего не строю за границей. Я считаю, что должен вкладывать деньги там, где живу.

— Чтобы потом грести их лопатой… — буркнула я себе под нос.

Красницкий впервые взглянул на меня, и наши глаза встретились. Я даже не разглядела, какого они у него цвета, но вдруг мурашки пробежали по коже, и что-то сжалось в животе, в бёдрах, в коленях, словно перед прыжком. Странное чувство длилось всего секунду, но она была слишком яркой.

— Я деньги и душу инвестирую в Россию, — парировал Красницкий, глядя на меня, как дуло автомата. — А некоторые завистники и просто недобросовестные информационные хулиганы… хулиганки… — журналистами у меня эту братию язык не повернётся назвать, — пытаются сделать себе имя на чужом труде.

Я вспыхнула и задохнулась от возмущения.

— Гнать таких надо! Гнать! Гнать! — подскочил, как науськанная собачка, толстяк из экспертов, радостный, что нашёл, куда вставить слово.

У него перехватил микрофон очкастый чинуша.

— Сажать надо за клевету! Интернету давно нужна цензура!

— Возможно, — кивнул Красницкий тем, как император петрушкам. — Свобода слова — вещь прекрасная, но только до тех пор, пока она не начинает вставлять палки в колёса реально важным процессам. Я хочу лоббировать законопроект о цензуре в Интернете, и поэтому, — я хотел сказать об этом лично, — я планирую выставить свою кандидатуру на следующих выборах. Интернет — это не помойка для убогих и недовольных жизнью!

Я дала знак ведущей, что прошу слова. Белинская демонстративно отвернулась.

Они решили устроить мне показательную порку?!

Волна негодования подтолкнула меня с дерматинового шеста, и я направилась к ведущей сама. Протянула руку:

— Дайте мне микрофон.

— Сядьте, Рита, вам дадут слово.

— Нет, я ждать не намерена. Мне есть, что ответить, — громко произнесла я, и мой голос заглушили сдирижированные вопли публики.

Вдруг я заметила простуженную брюнетку, по знаку которой дрессированные зрители выдавали урезанную палитру эмоций: от “уууу” до «вау». И мне стало пофиг! Клочок самшитовых угодий ещё жив. Я должна говорить об этом людям и спасти то, что пока можно спасти!

Я отобрала у опешившей ведущей кичевый микрофон и проговорила: