Я тонула в его глазах. Никогда не понимала смысла этого выражения, оно казалось мне идиотским. А сейчас – поняла. У меня было ощущение, что я то ли падаю в пропасть, то ли взлетаю, но в любом случае куда-то лечу.
За окном усилился шум дождя, потом по стеклу хлестнули струи, брошенные порывом ветра. Ослепительно сверкнула молния, и тут же, как сухой горох в металлическом ящике, раскатился гром. Август покосился на окно, обронил:
– Кажется, у нас будет лишних двадцать минут на разговоры. Мои партнеры наверняка решат, что лучше переждать в гостиной, покуда дождь не ослабеет.
Я прислушивалась к себе. Удивительное чувство. Так бывало и раньше – на меня словно бы накатывала волна тепла. Но через минуту наваждение спадало, оставляя меня в недоумении и разочаровании. А сейчас волна откатилась – но не исчезла до конца. Она словно бы прилегла и затаилась, но я отчетливо слышала ее тихий шепот.
– Перстень действительно надо спрятать? – спросила я.
– Желательно. Сможешь?
– Не вопрос.
Август осторожно, кончиком пальца, подтолкнул ко мне злополучный перстень. Я сгребла его со стола всей горстью. И что-то во всем этом было настолько символичное, что мы оба рассмеялись.
– Легчает? – осведомилась я вкрадчиво.
– Не то слово, – согласился Август. – Делла, я безумно устал. Я забыл, когда нормально спал. Наверное, это было в Пекине. Я прилетел бы раньше, – сказал он. – На Саттанге вынужденно задержался.
– Джет что-то говорил про шанхайский спецназ.
Август пожал плечами:
– Бунт на военной базе, которую я пустил на Саттанг. Треть контингента тупо вырезала другие две трети. Я только и успел, что запереться внизу. С двумя андроидами и полутора десятками индейцев. Без еды и почти без воды. С Твином и его рожающей с перепугу женой. Со старухами. И единственным молодым мужиком, который драться-то хотел, но, как назло, ружье только издали видел.
Я закрыла глаза. Мне стало холодно.
– А потом почти одновременно, с разницей всего в двенадцать часов, явились Даймон с бандой эльдорадских отморозков, которые на поверку оказались нашими нелегалами, и Тан – помнишь господина Тана? – с приветом от Юджина. Привет выражался в батальоне китайского спецназа.
Я машинально отметила, что Август назвал Диму Павлова старым, отмершим уже псевдонимом – Даймон.
– В жизни не думал, что буду радоваться Даймону, как брату родному. А вот поди ж ты, радовался. Базу я оставил на китайцев. Чего-то у меня больше веры твоему приятелю Юджину, чем нашим. А Даймона забрал с собой. Его банду мы оставили на Кларионе, пусть отдыхают и зализывают раны, он ведь раньше Тана высадился и принял на себя первый удар, у него целых – ни одного, все покромсанные. Он сюда вылетел, у меня еще кое-какие срочные дела были… Я понял, чем Даймон раздражает меня. У нас совершенно одинаковый взгляд на многие значимые вещи. И решения мы принимаем одинаковые. Мы даже ошибки делаем одинаковые. Но при этом он – пародия на меня. Я в нем вижу себя, как в кривом зеркале. Это невыносимо. Особенно когда он начинает делиться опытом. Понимаешь, он ведь даже не поучает, как это сделал бы Скотт. Он просто делится опытом и говорит – подумай, этот способ работает, я проверял. Это ужасно. Потому что я понимаю – он прав. Но при этом мне все время хочется как следует поколотить его. Чтобы выбить из него это шутовство, которое он считает ироничностью.
Август поднес к лицу бокал с коньяком, понюхал его и отставил. Я сомневаюсь, что он осознал свое движение. Выполнил его машинально, заполняя паузу, и только.
– Я сидел в чертовом бункере Чужих, с двумя андроидами, и радовался, что нет тебя. Радовался, что ты на Земле. Кружишь голову этому эльдорадцу, а он небось уже планы на будущее строит… И мне ни капельки не было обидно, что я заперт в бункере, а ты, может, уже платье подвенечное выбираешь. Я радовался, правда. Делла, я столько всего передумал за те дни, – и не рассказать. Да и не надо рассказывать. Жалел, очень о многом жалел. Но вот о чем не жалел – так это о том, что тебя нет рядом. Как хорошо, что хоть в этот раз ты не полезешь под пули.
– Август…
– А потом я прилетел на Луну и застрял. Делла, я мог бы решить эту глупую проблему. Но я осознал, что смертельно устал. Я сел в рубке, опустил руки и несколько минут не шевелился. Я понял, что ничего на свете больше не хочу. Я плохо помню, что делал в тот день. На следующий я разговаривал с тобой, поймал себя на том, что притворяюсь. И мне не хочется никуда ехать. А наутро я пересматривал почту и обнаружил непрочитанное сообщение с твоего адреса. И подумал, что ты ждешь меня, но вовсе не потому, что соскучилась. Конечно, я сам виноват, что так случилось… а с другой стороны – и в чем же я виноват? Разве я принижал твои способности, обращался с тобой неправильно, оставлял без помощи в трудную минуту?
– Строго говоря, ты наговорил мне тех еще гадостей в период своего романа с Анной. Хотя на фоне всего остального это мелочи.
Август посмотрел на меня с таким недоумением, что я смешалась.