Война на Дунае

«Шах и мат, – думал Алексей, глядя на светящееся, довольное лицо фон Оффенберга. – Вот уж действительно, барон был тем человеком, который получает истинное удовольствие от таких вот представлений. Ай да Генрих Фридрихович! Ловок! При всех поставил на место вздорного и отличавшегося злым языком Голицына. Вот вам и "квартирмейстерские игры с этим бароном", "дурацкие задумки" и всё прочее, брошенное неосторожно генералом и к тому же прилюдно. Уел, так сказать, уел!»

– Иван Фёдорович, у вас ещё вопросы по поводу так называемой «прогулки» егерей полковника Егорова остались? – ласковым голосом «дожимал» Голицына главный квартирмейстер.

– Нет, у меня, у меня нет, помилуй бог, но я же ведь не знал, – лепетал бледный генерал. – Если бы я был посвящён, тогда конечно… А так ведь… – И он опустил глаза вниз, явно проклиная в душе тот час, когда вздумал пикироваться с этим хитроумным и коварным немцем.

– Ну ладно, ладно, со всяким бывает, – постарался смягчить всю эту ситуацию Репнин. – Главное то, что в итоге всё было сделано в лучшем виде. Фельдъегерскими курьерами донесения о наших удачных поисках вместе со знамёнами уже убыли в столицу. Серебро и золото захваченной турецкой казны пересчитано и оприходовано для нужд армии. Теперь осталось ждать благодарности сверху за доблестный труд всех участников задунайских поисков. Ну а теперь, господа, давайте-ка пройдёмся по злободневным текущим делам и посвятим вас во все наши планы.

– А не нужно было интриговать, Алексей, супротив главного органа управления всей армии, – поднял палец вверх шагающий рядом с Егоровым барон. – Что же ты думаешь, просто так я представителя древнейшего рода да как шкодливого котёнка перед всеми в его же, извиняюсь, испражнения потыкал? Многие «титульные», получив генеральский чин, начинают считать себя пупом земли, эдаким барином на удельных, поместных землях. Думают, что им теперь творить что они захотят позволительно, что всё вокруг только для них, и что теперь можно вовсе даже не выполнять разработанные умными головами и утверждённые высшим руководством задачи и планы. Так что и другие посмотрели на сегодняшнюю экзекуцию и на примере Голицына теперь уже пять раз подумают, а нужно ли им вообще связываться с этими квартирмейстерскими? Не слишком ли больно будет, когда им так же вот прилюдно нос прищемят?

– Ваше превосходительство, сколько я вас лет знаю, а всё никак привыкнуть к вам не могу, – признался Егоров. – Чувствую себя порой мелким школяром перед искушённым и опытным учителем. Или вон как сегодня, просто оружием в умелых руках.

– Причём хорошим оружием! Острейшим! – усмехнулся фон Оффенберг. – Только вот не надо сейчас говорить, что я использую тебя втёмную как хочу в своих интригах. Ты для меня, признаться, дорог, Алексей. Я тебя ценю и как хорошего командира, и как близкого мне человека, с которым у меня очень многое связано в этой жизни. Да и вообще, ты не забыл, за что я тебе Гольбейн подарил в самом начале нашего знакомства? В моих достижениях и в моих заслугах перед Отечеством – есть и твои труды, и твоя кровь. Поэтому совсем не удивительно, что твои враги, они же оказываются и моими тоже. Ну, теперь одним стало уже меньше. Фарханг уничтожен, а беслы навсегда выбиты из неприятельского стоя. Ничего не скажешь – хорошие воины эти чёрные волки, лучшие из всех тех, что были у турок. Но теперь они уже не будут нам мешать в грядущих событиях. Пусть даже их и осталось где-то два-три десятка недобитков. После этого позора с утратой знамени, вернее даже сказать – знамён, казны и всего прочего их учесть весьма незавидна.

– Дорого нам эти враги обходятся, ваше превосходительство, – мрачно проговорил Алексей.