Война на двоих

– Подонок, – только и вылетело у мальчика. – Мерзкий, грязный пошляк.

Мари чуть покраснела, вспомнив, что она сама оказывается не так уж и проста.

– Ого, где наш интеллигентный молодой человек таких плохих слов поднабрался? – рассмеялась девочка, чтобы сгладить неловкую паузу.

– Здесь и не такого наберешься.

Иссур сжал ладони Мари крепче.

– Теперь буду следить за ним. Если хоть на метр ближе к тебе придвинется…

– А может, не стоит? Он объективно сильнее и выше.

– Тогда по вечерам оставлять тебя одну на фундаментах не буду. Кто знает, что ему еще в голову взбредет.

– Ну, хорошо…

Двое детей сидели на постели, нежно обнявшись и слегка покачиваясь. Они почти забыли обо всем плохом, что преследовало их в течение долгого дня. Точнее, Иссур забыл. Мари все никак не могла понять, что же с ней происходит. От военного она улетела как пуля, хотя до этого случая не раз задумывалась о его поражающе притягательном лице. Притягательном и одновременно отталкивающем нескрываемой похотью в глазах. Этот тип сумасшедший, совершенно точно, и держаться надо от него подальше. Но не слетела ли с катушек она сама, она, Мария Эргард?

– В этом чертовом лагере все окончательно запуталось.

Глава VII

Следующие несколько дней Мари прожила в немом страхе. На работе она не поднимала глаз от кирпичей, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом. Иссур никуда не отходил от подруги и постоянно наблюдал за ситуацией. Однако военный вел себя подозрительно спокойно и невозмутимо держался на посту. Разумеется, на Мари он поглядывал, но не так часто, как раньше. Это еще больше напрягало Иссура.

– Просто чокнутый псих! Накинуться посреди ночи на безоружную девочку, а наутро всем своим видом показывать, будто ничего не произошло! – делился яростью мальчик с подругой в бараке перед сном.

– Он меня не трогает. Это главное. А то, что у него в голове, уже не наше дело, – старательно умеряла девочка пыл Иссура, хотя сама жутко нервничала. Иногда ее тревога становилась настолько большой, что руки начинали дрожать, а в груди перехватывало дыхание.

Вскоре военного отправили на другой участок. Ему на смену пришел мужчина средних лет, который дни напролет был занят лишь курением своей лакированной трубки и не обращал почти никакого внимания на копошащихся рядом рабочих. Мари наконец выдохнула. Иссур еще какое-то время присматривался к новому постовому, но, убедившись в его относительной безобидности, успокоился.

– Однако, если он все-таки что-то вдруг удумает…

– Поняла я, поняла.

Как прежде поползли обычные дни. Веселый оркестр неизменно провожал людей на работу ранним утром и встречал поздним вечером, голодных, уставших и измученных. Мари жалела музыкантов. Каково им играть задорную музыку для публики, которая буквально иссохла и стала невосприимчивой абсолютно ко всем звукам, кроме команд и крика военных? Каково им ежедневно видеть сотни, а может, и тысячи осунувшихся лиц с пустыми глазами? И каково им так широко улыбаться этим лицам в ответ?

Мари боялась стать такой же. Иссохнуть, будто мертвец, забыть, что такое чувства, укладывая кирпич за кирпичом. Окончательно затеряться в толпе. Просуществовать здесь весь тот срок, что ей отведен. И умереть лысой, маленькой, испуганной девочкой в грязной полосатой рубашке с потрепанной шестиконечной звездой на груди. Умереть, толком никем и не став.

– И все же, никак не пойму – зачем? – однажды вырвалось у Мари на работе.

Иссур опустил тачку на землю и вытер рукой потный лоб.

– Что – зачем?

– Зачем мы здесь. Зачем все это – бараки, оркестр, кирпичи? Зачем военные в черных фуражках с черепами? Зачем полосатые рубашки с номерами? Зачем забор из колючей проволоки? Зачем все это устраивать, если можно было бы с таким же успехом поселить нас в обычной деревеньке? Мы ведь не преступники. Тогда почему сидим в тюрьме?

– Тише, тише! – Иссур боязливо оглянулся на постового, но тот безразлично покуривал трубку.

– А почему я должна молчать? Мы ведь все-таки живем в цивилизованном обществе, и я имею право на свое мнение. Кто он вообще такой, чтобы заставлять меня молчать? Почему я должна слушаться?

– ПОТОМУ ЧТО! – вдруг взорвался мальчик. Рабочие устремили свои удивленные взгляды на детей. Невозмутимый постовой и бровью не повел.

– Потому что, – понизил голос Иссур, – сделаешь один неверный шаг здесь, скажешь хоть одно неверное слово, и тебя убьют.

Мари вздрогнула.

– Как… убьют?

Мальчик подошел к подруге и заговорил шепотом:

– Вчера в бараке один взрослый парень рассказал мне кое-что. Он был на участке и увидел, как один из рабочих подбежал к проволоке и пытался перелезть через нее. Верно, сумасшедший. Его схватили, а потом повели к дальней стене и расстреляли. Тот парень спрятался за грудой досок и видел… это.

У Мари все поплыло перед глазами. В этом и без того ужасном лагере еще и… убивают?

– А вдруг парень соврал тебе? – голос девочки дрожал.

– Про такое не врут. Да и кто здесь станет врать, какая с этого выгода? – бесстрастно ответил друг, стряхивая с ладоней грязь.