Война на Финском побережье 1854-1855 гг.

Война 1854 — 1855 гг. еще раз наглядно указала на ту роль, которую Финляндия может играть в периоды политических осложнений. «Эту страну могут посетить могущественные враги и оттуда наносить России сильные удары», — спешила заявить, вслед за Балтийской кампанией, шведская газета «Svenska Tidningen» (1856, №№ 98, 99 и 101). В 1863 году, прошел слух о том, что западноевропейские державы, собираясь напасть на Россию, избрали Финляндию местом высадки и первых своих операций. Говорили также, что в архиве французского штаба сохраняется план предполагавшейся войны. «Подумайте, — восклицала недавно «Indépendance Belge» (1903, 24 февр.), вспоминая события 1854 — 1855 гг., — подумайте, какой силой явились бы скандинавские воины, наводняющие Финляндию и наступающие к Петербургу, при поддержке флота трех держав».

Приведенные соображения показывают, что финляндская окраина должна быть тщательно изучаема у нас. Для того же, чтобы уроки истории оказывались поучительными и ценными, они должны быть правдиво изложены. В виду этого, мы решились взглянуть прямо в лицо исследуемым событиям и фактам, отстраняя от себя и роль прокурора-обвинителя, и роль адвоката-защитника.

В первоначальном виде очерк появился в «Военном Сборнике» (за 1902 и 1903 гг.); теперь он представляется читателю очень существенно переработанным и значительно дополненным.

Приносим искреннюю признательность А. М. Зайончковскому, который, собрав обширный материал для нового труда по истории Восточной войны, радушно предоставил нам возможность воспользоваться некоторыми документами и иллюстрациями.

С.-Петербург, 15 апр. 1904 г.

I. НАКАНУНЕ ВОЙНЫ. (Взаимные отношения России, Франции, Англии, Пруссии и Австрии).

РОССИЯ.

«В морских романах и в описаниях путешествий главную роль играет маленькое черное облачко, в котором опытные капитаны кораблей видят предвестие бури, между тем, как пассажиры, не предчувствуя ничего дурного, услаждаются видом ясного неба и спокойного моря» ... На этот раз роль черного облачка сыграла незначительная ссора греческого духовенства с латинским в Иерусалиме. Поднявшаяся затем буря охватила почти весь континент Европы и редкое из государств не потерпело весьма существенных аварий.

Главную причину общих крушений каждый объяснял по-своему. Наш посол в Лондоне, барон Бруннов, утверждал, что она заключалась в том недоверии, которое англичане выказали к политике Императора Николая Павловича. Граф Орлов, бывший уполномоченный России на парижском конгрессе, усматривал причину войны 1854 — 1855 г. в нетерпеливости Императора, в ошибках дипломатов, а также в раздражительности и ссоре надменного и самоуверенного князя Меншикова с турецкими властями. Маршал Вальян говорил графу П. Д. Киселеву, что не будь письма Императора Николая I, в котором Он с суровой сдержанностью ставил на вид Наполеону III двусмысленность его политики и лицемерие его миролюбия, то не было бы и войны. Императрица Евгения держалась того воззрения, что «война произошла благодаря женскому посольству». Под этим посольством она разумела княжну Дивен и госпожу Нарышкину — двух национальных посланников в юбке. Так, по крайней мере, отмечено в журнале французского маршала Кастелана.

Прелюдией к столкновению, как известно, явился вопрос о Св. местах. Этот спор был официальным юридическим поводом, но не причиной войны. Для Европы исходная точка столкновения скоро отошла совершенно на задний план, и она смотрела на него с казенным равнодушием. Только в России вопрос о богослужении в Иерусалиме принят был к сердцу. В те времена Гроб Господень посещало ежегодно до 12,000 богомольцев и почти все они состояли исключительно из наших православных паломников[1].

В Европе лишь немногие оценили значение палестинского вопроса для России. В числе их укажем на директора политической канцелярии министерства иностранных дел Франции — Тувенеля, и французского представителя при Петербургском дворе — генерала Кастельбажака. Еще в 1852 г. генерал писал Тувенелю: «Существует два пункта, относительно которых Император Николай не пойдет ни на какие уступки: это польские повстанцы и дела греческой веры. Во всех остальных вопросах он, со свойственной ему справедливостью и возвышенным умом, склонен уступать требованиям политической необходимости и доводам разума. Надобно сказать, что, при всей его деспотической и непреклонной воле, он относится осторожно ко всему, касающемуся религиозного и народного духа своих подданных, прекрасно понимая, что в этом источник его силы, и что это национальное и религиозное чувство дает ему влияние на народ и на войско...». Тувенель, с своей стороны, находил, что вопрос о Св. местах — это для России «вопрос жизни и смерти», а Кастельбажак признал, что спор этот был возбужден Наполеоном III «быть может несколько легкомысленно».