Наконец взошло солнце, и, когда его лучи пробились сквозь утренний туман, они отразились на острых стальных штыках англичан, где их алые ряды выстроились в боевой порядок, всего в 400 ярдах от американских брустверов. Там стояла несравненная пехота островного короля, гордящаяся своей силой и великолепием своей боевой славы, и, когда дымка рассеялась, они двинулись вперед в суровой тишине, нарушаемой только сердитыми, рычащими звуками медных рожков. Сразу же бешеной жизнью закипела американская артиллерия, и, готовые и быстрые, более многочисленные пушки захватчиков отозвались горячими, лихорадочными устами. Непоколебимая среди грохота этой железной бури, тяжелая красная колонна неуклонно двигалась влево от американской линии фронта, где теннессийцы стояли в неподвижном, мрачном ожидании. Было пройдено три четверти открытого пространства, и нетерпеливые солдаты бросились бежать. Затем на британскую колонну обрушился адский огонь. Из-за бруствера перед ними в воздухе клубами поднялся густой белый дым, а шеренга за шеренгой дикие стрелки из глухих лесов поднимались и стреляли, целясь низко и уверенно. Как жнивье жухнет от пламени, так пожухла британская колонна под этим смертоносным огнем, и, в ужасе от бойни, порядки пошатнулись и отступили. Пакенхэм, достойный капитан для своего доблестного воинства, выехал вперед, и войска, сплотившиеся вокруг него, ринулись вперед с громкими улюлюканьем. Но снова им в лицо ударил оглушительный ружейный залп, и жизнь их бесстрашного вождя угасла перед его палящим и огненным дыханием. Вместе с ним пал другой генерал, который был с колонной, и все люди, которые вели ее; и, в качестве последнего средства, Кин поднял своих стойких горцев, но упорные горцы напрасно мчались вперед, им предстояло только умереть, как погибли их товарищи перед ними, с непобедимым мужеством, лицом к лицу с врагом, сражаясь до последнего вздоха. Сам Кин был сбит с ног, и разбитые обломки британской колонны, дрогнувшие перед неминуемой гибелью, повернулись и искали убежища вне досягаемости свинцовой смерти, постигшей их товарищей. Не лучше дела обстояли и с более слабыми подразделениями, которые должны были атаковать правую часть американской линии обороны. Их возглавил лихой полковник Ренни, который, когда замешательство главной атаки достигло апогея, с порывистой храбростью бросился вперед вдоль берега реки. С такой безудержной яростью он пошел в атаку, что бросок его войск овладел отдаленным редутом, чьи защитники, регулярные войска и артиллеристы, сражались до последнего штыками и прикладами мушкетов и были зарезаны все до одного. Ренни без промедления бросил своих людей к брустверу сзади и, храбро поведя их со шпагой в руке, пал сам, и пали все вокруг него, пронизанные насквозь пулями стрелков. Какими бы храбрыми ни были британские солдаты, они не могли устоять против свинцового града, ибо, если бы они устояли, они бы просто погибли. Так в разгроме и диком смятении бежали они назад по берегу реки, к главному войску. Некоторое время спустя британская артиллерия продолжала вести огонь, но постепенно затихла, отпор был сплошным и полным по всей линии, радостные известия об успехе, принесенные с западного берега, не вселили надежды в британское командование, ошеломленное своим сокрушительным поражением[174].