Война на восходе

Теодор стоял на самом краю, глядя на бойню: и теперь это было в разы страшнее. Охотников собралось несколько десятков: видимо, местные объединились с молдавскими и венгерскими собратьями. В центре отряда рубился Вик. Вангели бросался теням под ноги, и когда те касались его длинными руками, Змеевик пронзал их тела мечом. Убить пулей можно лишь живого хозяина, а тень — только разрубить, оттого Охотники-нежители и дрались мечами и кинжалами. Но и пули свистели, прошивая воздух: это живые Охотники добивали стригоев, лишившихся своих теней.

Мечи рассекали воздух, когти рвали одежду, зубы клацали и раздирали глотки. Камни мостовой заливала кровь. По стенам сверху вниз ползли тени — видимо, некоторые стригои рассредоточились по крышам и теперь выслали подмогу. Тео оглянулся: по улицам бежали новые нелюдимцы, впереди подкрепления скользили сгустки мрака, оглашая древнюю цитадель воем.

От разъяренных криков у Теодора все поплыло перед глазами.

Ненависть.

Сколько же ненависти.

Его буквально трясло, и он не мог ничего поделать. Вдруг Теодор заметил среди сражавшихся промельк рыжего. Со Шнырялы содрали платок, и девушка рычала, размахивая ножами, а нелюдимцы все наседали. Каждый Охотник уже был в кольце нелюдимцев: многих уже убили, и оставшиеся сражались изо всех сил.

Тео оглянулся в проулок.

Еще тени.

Сколько же их тут!

Казалось, сгустки мрака наводнились всю крепость — на каждом шагу, на каждой крыше, куда ни брось взгляд — тени…

Ужас сковал сердце Теодора. Он вновь бросил взгляд на площадь, где бились его друзья. Кричали, падали на землю. Умирали.

Теодор, преодолевая все страхи, ринулся в самую гущу битвы. Пуля просвистела в каком-то сантиметре от головы, он сделал бросок влево. Волосы хлестали по лицу, но было плевать. Битва отодвинулась дальше, к входу в церковь, и Тео ринулся вслед.

Скорее, скорее!

Тео взревел про себя, призывая на помощь странное чувство: ненависть, смешанную с любовью. Такого он никогда не испытывал. Он боялся за друзей, которых видел на площади, и ненавидел тех, кто их атаковал.

Хотя сам был считай, что нелюдимец.

Тео ворвался в самую гущу сражения. Шныряла вскрикнула и упала, а сверху на нее запрыгнул рычащий нелюдимец. Тео мгновенно понял, что не успеет достать ее оружием, и переключился в сознание тени.

— Вперед!

Тень метнулась, виляя среди множества рычащих тел, к Шныряле. Девушка завопила от ужаса.

«Взять его!»

И тень, ведомая желанием убивать, накинулась на нелюдимца и оттащила его от Дики, разрывая глотку визжащему стригою. Шныряла, округлив глаза, перевела взгляд с нелюдимца на Теодора.

— Тео!

— Мне нужно в церковь!

Теодор промчался мимо Шнырялы, рядом просвистело несколько пуль со стороны, где он в последний раз видел Вангели, и Тео запоздало подумал: не отец ли стреляет в него? Кто знает…

Теодор с помощью тени отбрасывал нелюдимцев со своего пути, сдергивал тварей, навалившихся на раненых Охотников. Мимо снова просвистело, и левое плечо обожгла боль. Сцепив зубы, Тео зажал рукав, прошитый пулей, и понесся вперед.

— Быстрее, быстрее!

Он уже поворачивал за угол, когда справа прилетел такой удар, что Теодора впечатало в стену и отбросило на землю. Подняв гудящую от удара голову, он увидел перед собой нелюдимца. Всклокоченные волосы гнездом, черные лютые глаза. Цепеняг! Теодор в панике позвал тень, но она была занята, спасая младшего Урсу от двух стригоев.

Выстрел.

Вздрогнув, Цепеняг пошатнулся: пуля попала ему в спину, и он с воплями повалился на землю. Теодор, упершись рукой в стену, поднялся. Голова еще гудела, перед глазами все плыло. Он заметил, как невдалеке мелькнула черная высокая фигура в пальто, которую затем заслонил кто-то из нелюдимцев…

«Отец! Отец!» — заколотилось в голове. Вангели спас его?!

Но времени выяснять не было. Теодор, спотыкаясь, ринулся по ступеням в церковь. Обхватил окровавленными пальцами ручки, дернул на себя и распахнул дверь.

Внутри по обе стороны стояли шеренгами лавочки. Проход, прямой как лунная тропа, вел вперед — и там, в глубине нефа, блестел церковный алтарь. Сквозь готические окна виднелось небо: над горизонтом разгоралась красная полоса. Занимался кровавый восход. За стенами слышались вопли и крики, выстрелы и лязганье стали. «Быстрей!» Теодор ринулся по проходу. Что теперь делать? Спотыкаясь, он бежал между рядов, воздуха не хватало, раны дергало и жгло, и он еле переставлял ноги.

Теодор запнулся о собственный сапог и упал возле самых ступенек, ведущих к Алтарю, чуть не ткнувшись носом в пол. На плитке, в опасной близости от которой оказалось его лицо, он увидел знак: семиконечную звезду, в которую было вписано сердце. Теодор дотронулся до сердца, и вдруг из глубины камня проступила надпись — словно одна из тех, что были начертаны безумцами на стенах коридоров; камень иссекли трещины, и через все сердце протянулись слова:

AMOR

VINCIT

…

Внизу оставалась строка еще для одного слова.

«Это загадка, — отрешенно подумал Теодор, — последняя».