Война на восходе

На постаменте находился саркофаг из черного мрамора в виде человеческой фигуры. Шныряле показалось, что силуэт саркофага женский.

Вдруг послышался торопливый топот, и в усыпальницу ввалились Санда и Тео. Едва увидев костницу и стоящий посередине саркофаг, друзья распахнули рты. Но Шныряла не дала им полюбоваться костяными кружевами.

— Чертов! Теодор! Ливиану! Я! Тебя! Ненавижу!

Девушка схватила Тео за грудки, прошипев прямо в лицо:

— Ты бы знал, через что мне пришлось пройти, чтобы…

Но вид у Тео был не лучше — он лишь сдвинул черные брови и пробормотал:

— Я уже и так понял…

— Кхем-кхем…

Шныряла развернулась, отпустив Тео. Один из рыцарей поднял щит на высоту взгляда — в его зеркальной поверхности улыбался Валет.

— Ну что же, добро пожаловать в Усыпальницу Первого Игрока. Надо же, кто-то из вас умудрился открыть гробницу, а Госпожа впустила всех четверых! Но у нее, право, всегда причуды… Да простит меня Безликая!

Валет постучал по зеркалу с той стороны.

— Эй, дубина железная, вперед!

Латы зашагали к саркофагу, неся перед собой щит так, чтобы Валету открывался хороший обзор.

— Знаете, я… — проговорил Тео, бледный больше обычного. — Я не думал, что будет… так.

— Думали, вам поднесут ключ на блюдечке с золотой каемочкой? Юноша, — усмехнулся Валет, — безусловно, Любовь сильна. Ее не просто так ждут. Она стирает с земли тени, наполняет жизнь смыслом. Но неужели вы были столь наивны, что думали, будто Любовь сродни херувиму, который прилетает, рассыпая лепестки роз, и всем мило улыбается? Не дай господь!

— У меня мурашки по коже от вашей Любви… — Шныряла покосилась на черепа. — Ощущение, что она жутче, чем Смерть…

Валет загадочно ухмыльнулся.

— Мурашки? Так и есть. Любовь пугает тех, в чьей душе она никогда не бывала. Впрочем… неужели после испытания вы не чувствуете себя другими?

Валет подмигнул Шныряле. Девушка покраснела.

— Ты… ты… о чем? Понятия не имею!

— Если вы пройдете испытания, Любовь откроет свой Алтарь. И — я точно знаю — вы будете вознаграждены. А теперь… — Валет постучал по щиту, и рыцарь приблизил его к могиле. Игроки тоже подошли ближе.

— Она была прекрасна, не так ли?

В голосе Червового Валета послышалась грусть и что-то сродни восторгу (так порой жители Полуночи говорили о другой — темной — Госпоже).

Крышка саркофага представляла собой мраморное ложе, на котором лежала, скрестив руки на груди, каменная девушка. Искусный резчик изобразил ее так живо, словно рисовал с заснувшей натурщицы. В лице, хранившем спокойствие вот уже сотню лет, чувствовалась затаенная нежность и прекрасная печаль.

Но было понятно, что усопшая родом не из этих краев: высокие и широкие скулы, пухлые губы. На плечах лежали две тяжелые каменные косы, переплетенные лентами. Да и наряд на девушке отличался от румынского: длинное пышное платье со множеством оборок было разрисовано огромными цветами.

— Кто это?

— Каталина Фернанда Кастро.

Рыцарь чуть повернул зеркало, и Валет склонился прямо над лицом каменной девушки.

— Она прекрасна… — прошептал он. — Вы так не считаете?

Валет задумчиво крутил ус, глядя на смиренный лик.

— В начале девятнадцатого века жители далекой Мексики увидели в небе странную звезду. Она с каждой ночью становилась все ярче и ярче, а вскоре у нее появился хвост…

Валет отшагнул в сторону, зеркало зарябило и показало черное небо с огромной звездой, и игроки узнали комету.

— Это случилось первого ноября… Dia de los Muertos, как говорят мексиканцы, — в День мертвых, когда, по поверьям, души умерших возвращаются из своего мира в наш…

В зеркале показалась улица, дома на которой были сплошь увешаны гирляндами и цветами, всюду ярко горели огни. Прямо по проезжей части двигалось пышное шествие — сеньориты в пестрых нарядах и кабальеро в великолепных костюмах и сомбреро. Шумная толпа веселилась и распевала на неизвестном языке, и отовсюду слышались выкрики: «Санта Муэрте!»

День мертвых в Мексике вовсе не походил на румынский: в Трансильвании поминать родственников было принято на кладбище и куда более скромно, здесь же поминовение походило на праздник для всех от мала до велика, и чувствовалась в этом странная, дикая радость…

В зеркале появилось кладбище на холме. На склоне среди могил стояли мертвые и смотрели на город, провожая буйную ночь, посвященную празднику Смерти.

— Это… она?

Санда указала на одну из нежительниц — совсем юная девушка возраста Шнырялы, с бледным лицом, но горящими карими глазами и двумя пышными косами на плечах.

— Да… — ответил Валет. — Каталина…

— Она что, была нежительницей?

— Как видите. И в ту самую ночь ее жизнь полностью перевернулась…

Вдруг нежители в зеркале вздрогнули и стали один за одним оборачиваться, будто что-то заслышали. Скоро и игроки различили знакомый им до боли звук!

— Кобза! — ахнула Санда.

Толпа расступилась, и на пригорке появилось ярко-розовое пятно. В волосах Кобзаря красовались пышные цветы, и он выглядел еще более веселым, чем обычно.

— Буэнас ночес! — воскликнул Глашатай и поклонился.

Нежители поклонились в ответ.