Война никогда не изменится

Как жаль, что времени мало. Мне бы ещё хоть полчасика… Самовольные руки продолжают гулять по его телу, скользят под бельё и аккуратно стягивают одежду. Я опускаюсь на колени… И вот тут мне решительно сносит крышу. К чёрту осторожность, к чёрту правила, к чёрту адские муки. Не думая ни о чём, я глажу его и рукой, и языком, и я точно могу сказать, что ощущение его горячего, подрагивающего члена в моём рту – это самое прекрасное, что со мной когда-либо было. Он, судя по всему, прикусил губы, но тихие стоны иногда прорываются. И мне кажется, что я все двадцать шесть лет жил только ради этого момента.

Бросаю взгляд на его руку неподалёку – пальцы сжаты в кулак и слегка подрагивают. Что, нравится тебе? Ну давай, признайся, что нравится. Небось, поначалу думал, что ты лучше меня? Что ты такой правильный? А вот хрен тебе, грязный извращенец. Будем гореть в аду вместе. Может, как-нибудь встретимся там, между раскалённых сковородок, и повторим.

Не выдержав напряжения, второй рукой я сильно сжимаю собственный член через брюки и почти сразу кончаю. Ох ты ж чёрт…

Постепенно сознание проясняется, и я замечаю какой-то приглушённый металлический лязг вдалеке. Они уже здесь? Вот же… Нужно ускориться. Капрал теперь уже не пытается сдерживаться, дышит быстро, пробегая языком по губам. Бросив последний взгляд на его лицо, я крепко обхватываю член губами, и почти сразу капрал громко выдыхает в оргазме.

Проглотить. Вытереться. Расстегнуть его лодыжки, затем руки и шею. Замки здесь простые – просто отодвинуть задвижку. Штаны пусть сам надевает. Капрал стягивает с глаз повязку и морщится от приглушённого света.

Мне без разницы, что он там про меня думает, – и так понятно, что ничего хорошего. Мне нужен план. Я рассчитывал закончить раньше и уйти в лес до прихода его товарищей, а теперь? Они уже на территории. Придётся делать это здесь? Я достаю пистолет из кобуры и замираю в нерешительности. Всё-таки одно дело – фантазировать о смерти, и совершенно другое – выстрелить в себя прямо сейчас. Это очень, очень другое дело.

А пока я лихорадочно пытаюсь вспомнить хоть что-то, о чём мне хотелось бы подумать перед смертью, сзади раздаётся шорох, на мою шею ложатся сильные пальцы, в глазах темнеет, и я отключаюсь.

***

Просыпаюсь от неприятного ощущения текущей по голове воды. Дождь. Холод.

Проклятая война. Проклятая армия. И трижды проклятый капрал. Повезло же вляпаться в такую дурацкую ситуацию. В ушах звенит, запястья саднит, на теле чувствуются синяки. Видимо, вытаскивали меня из подвала не очень-то аккуратно.

Привязали к стулу. Сразу видно, что варвары. Кто на улице пленных к стульям привязывает? Сижу на изящной штабной мебели – будто на троне – посреди уличной грязи. Выглядит абсурдно, к тому же стоит неловко пошевелиться – рискую свалиться мордой в грязь.

Будут меня пытать? Даже не сомневаюсь. Вот этого мне хочется меньше всего. Ненавижу боль. Может, из-за этого я не могу смотреть, как других пытают.

Вокруг активно обустраиваются перемазанные в грязи вражеские солдаты. Переговариваются. У некоторых из них такое странное произношение, что я не понимаю почти ни слова.

Многие поглядывают на меня с явной злостью, но, видимо, был приказ меня не трогать.

А вот из-за угла тяжело бредут пленники из газовой камеры. Повезло им. Одна из женщин замечает меня, толкает соседку, они начинают шуметь вокруг сопровождающего их солдата. Гомон слишком далеко, сквозь шум дождя долетают лишь обрывки слов. Да мне и без разницы. Единственное, что теперь важно, – как долго будут пытать перед казнью. Поскорее бы. Конечно, было бы идеально, если бы кто-нибудь из солдат психанул и пристрелил меня прямо сейчас. Но настолько мне, конечно, не повезёт.

***

Варвары в конце концов меня удивили.

Сначала все постепенно разошлись, а я так и остался под дождём – стучать зубами на своём "троне". Но через некоторое время, когда уже начало смеркаться, пришёл рядовой, развязал меня и, сказав на нашем языке «Идите в штаб», кивнул в сторону двери. И никаких тычков и затрещин. Я пошёл, а он просто пошёл за мной. Парадный штабной стул так и остался стоять в грязи.

В штабе, склонившись над большой исчёрканной картой, совещались мой капрал и ещё трое незнакомцев. Двое из них явно очень молоды, по третьему возраст так сразу не определишь. Судя по нашивкам, все – не особо высокого ранга. Скорее всего, высшее руководство, обожающее тёплые кабинеты, просто не поспевает за быстро двигающейся линией фронта, так что сейчас реально командуют как раз они – официально младшие чины. Демократия в действии.

Без всяких предисловий капрал указывает мне на карту. Остальные глядят насторожено. Наверное, сомневаются, что я буду сотрудничать так просто. А капрал спокоен. Смотрит на меня как ни в чём не бывало. Интересно, он в принципе считает меня предателем или думает, что я переметнусь на их сторону ради его красивых глаз?