Серьезные проблемы у патриотизма начинаются тогда, когда его пытаются привязать к таким абстрактным категориям, как отечество, нация, государство. Если последний институт может быть идентифицирован через политическую систему, государственные органы, то есть власть, то понятия «нация» и «отечество» являются куда более аморфными категориями, к тому же интересы нации, отечества, как то отмечали и Катков с Аксаковым, могут расходиться с интересами власти. Но если интересы власти понятны, то кто может определить истинные интересы нации? Любые рассуждения о национальных интересах будут неизбежно носить абстрактный, философский характер и всегда порождать раскол патриотического движения. С точки зрения политических технологий намного практичнее отождествить отечество с государством и объявить власть безусловным выразителем его интересов. Такой «удобный» патриотизм архаичен и согласуется с патернализмом – отношением к главе государства как отцу большой патриархальной семьи. Он был характерен для большинства малообразованных и необразованных слоев Российской империи, а также для части консервативного дворянства, демонстрировавшей политическую пассивность.
Помимо идейных разногласий внутри патриотизма как некоей рациональной концепции, феномен патриотизма раздирается изнутри эмоциональными противоречиями. Патриотизм как настроение тесно связан с психическим состоянием индивида. В его основе лежат такие позитивные эмоции, как альтруизм, эмпатия, необходимые для сплочения группы, выработки чувства солидарности. При этом, будучи групповым, социальным настроением, патриотизм включает в себя и так называемые «негативные» эмоции, связанные с противопоставлением «своих» и «чужих». В определенных случаях патриотизм способен вырабатывать по отношению к «другим» гнев и ненависть. В условиях войн, когда «чужими» оказываются военные враги, это чувство способствует мобилизации общества, нации, но в периоды внутриполитических кризисов происходит патриотический раскол общества, начинается «война патриотизмов», когда одни «патриоты» записывают во внутренних врагов, «чужих», других «патриотов» – своих же соотечественников. Как правило, «война патриотизмов» – это конфликт неравных. Учитывая эмоциональную подоплеку патриотизма, то, что одна из его главных функций заключается в поддержании эмоциональной стабильности индивида, последний интуитивно стремится идентифицировать себя с той группой, которая, согласно принципу конформизма, предлагает ему бо́льшую защиту. В результате чего более сильная группа, как правило представленная правящими кругами, присваивает патриотизм и начинает стигматизацию «иных» патриотов. Это может выражаться в виде эмоциональных репрессий либо судебного преследования по административным или уголовным статьям и в любом случае являться формой политических репрессий. Репрессии лишь повышают градус психологической напряженности в обществе и усиливают гражданское сопротивление, чреватое революцией. Как правило, после нее происходит патриотическая инверсия: вчерашние национал-патриоты становятся новыми национал-предателями, и наоборот.
Одно из самых распространенных патриотических чувств – чувство национальной гордости. Его парадокс заключается в том, что человек, испытывающий это чувство, гордится не своими заслугами или заслугами своих ближайших родственников, а заслугами своих соотечественников – знаменитостей прошлого или настоящего. И если возбуждающие эти чувства соотечественники (ученые, деятели искусства, спортсмены, общественные деятели и др.) сами имеют основания для гордости, то «патриот», приобщающийся к позитивным эмоциям других, в этом случае паразитирует за их счет. Патриотическая гордость как позитивное чувство выступает в том числе эмоциональной компенсацией для человека, испытывающего определенную неудовлетворенность или даже комплекс неполноценности. Это особенно важно для людей, живущих в малом материальном и духовно-культурном достатке, которым больше нечем гордиться, как достижениями более успешных и знаменитых соотечественников. Патриотизм в этом случае объясняется тем психотерапевтическим эффектом, который он дает, и на коллективном уровне сближается с феноменом постправды – ситуации массового самообмана, в которое общество добровольно (порой неосознанно) впадает ради сохранения психологического комфорта, предпочитая фактам пропагандистские мифы.