Он закрыл рот, прочистил горло, отвернулся. Потом снова посмотрел на меня:
– Я пообещал тебе, что вместе мы справимся, и я не обманываю. Я буду с тобой до конца. Если ты захочешь все бросить и сбежать, клянусь, мы найдем выход. А если все полетит в пропасть, я полечу вместе с тобой, потому что это лучшее, что я…
Я не понимала, что плачу, пока не почувствовала соль на губах.
– Перестань.
Внезапно все приобрело смысл.
«Чего ты хочешь?» – спросила я Макса много месяцев назад. И я так и не смогла найти ответ на этот вопрос, который бы меня полностью устраивал. Но теперь я понимала. Я поняла, почему он так верил в меня. Потому что больше всего на свете Максу хотелось верить, что один человек способен что-то изменить. Потому что…
«Если ты сможешь, то и я смогу».
– Ты сможешь, даже если не смогу я, – выпалила я.
Между его бровями залегла морщинка.
– Умереть за кого-то легко, – продолжала я, – но жизнь гораздо ценнее. Я не даю тебе разрешения потерпеть неудачу, если у меня ничего не получится. Понимаешь?
Когда он не ответил, я повторила:
– Ты понимаешь?
– Да, – прошептал он.
– Я тебе не верю.
Я взяла его лицо в ладони и прижалась лбом к его лбу. От него по-прежнему пахло пеплом и сиренью, словно он привез запах своего сада из-за океана.
– Ты лучший из людей, Максантариус Фарлион, как бы ты ни пытался убедить мир в обратном. Пообещай мне, что продолжишь сражаться в своей битве, даже если я проиграю собственную.
– Ты не проиграешь…
– Пообещай.
Его пальцы коснулись моего лица, прочертили теплую дорожку на щеке. А затем, словно оборвалась удерживающая его нить, он заключил меня в неожиданные, яростные объятия. Я, не раздумывая, прильнула к нему, обвила руками его плечи и подогнула колени так, чтобы свернуться вокруг него.
– Я обещаю, – пробормотал он, уткнувшись в мои волосы.
Я надеялась, он не ожидает, что я его отпущу, потому что я не собиралась. Мне хотелось зарыться в него и бесконечно слушать его сердцебиение и дыхание. Мне сейчас отчаянно требовалось напоминание, что мы все еще живы и все еще вместе.
Я слегка повернула голову, чтобы прижаться щекой к гладковыбритой шее, вдыхать и удерживать его запах в своих легких.
Я дотронулась губами до его шеи.
Он крепче прижал меня к себе; прикосновение пальцев к спине огнем пронзило позвоночник, а пульс забился под самой кожей. И в этот момент в моем сердце, в душе, в крови укрепилась истина – огромное желание воспользоваться выпавшим шансом.
Потому что я хотела его.
Я хотела его во многих смыслах. Как друга, как родственную душу, как боевого товарища. Его кожу, губы и зубы. Задыхающихся стонов в темноте или ленивых объятий на рассвете. Я хотела всего.
Я снова провела губами по его коже, наслаждаясь вибрацией тихого стона, вырвавшегося вместе с выдохом. Затем проследовала выше, к углублению под челюстью, очертила губами ее край, распробовала рельеф крохотного шрама.
Немой вопрос.
Макс вздрогнул.
Вздрогнул и отпрянул от меня достаточно далеко, чтобы его пугающие, яркие глаза впились в мои собственные…
– Я не этого хочу, – выпалил он.
Глава 61
Я не этого хочу.
Все зависело от того, что понимать под «этим». Мои слова могли оказаться как истинной правдой, так и самой большой ложью, которую кто-либо слышал от меня, включая меня самого.
Тем не менее эти слова вырвались у меня прежде, чем я смог их остановить. Боль, промелькнувшая на лице Тисааны, вонзилась мне в сердце.
– Ох.
Уголки ее рта опустились. У нее был идеально очерченный рот, верхняя губа чуть пухлее нижней, и всегда с хотя бы немного приподнятыми уголками. Даже сейчас они все же чуть загибались кверху.
Мне потребовалось усилие, чтобы не смотреть на ее губы. Как и всегда.
Вот именно: все зависело от того, что понимать под «этим».
Если «это» – ощущение ее губ на моей шее, еле слышное придыхание, о котором она, скорее всего, не подозревала, или то, как она свернулась в моих объятиях…
Если «это» – звук ее голоса, или то, как она видит мир, или ее глупые шутки…
– Не ожидал от тебя такого, – выдохнул я.
Мы все еще сидели так же близко. Наши носы почти соприкасались. Я едва мог сосредоточиться на том, что говорю.
– Почти каждый в твоей жизни использовал тебя. И я не… Я не хочу…
Я не стану одним из таких людей, вольно или невольно.
Я не этого хочу.
Если «это» – ее губы, ее тело, ее поцелуй, ее прикосновение, то я не стану лгать и говорить, что я не думал о них. Мне пришлось засунуть мысли о них в самый дальний угол сознания, чтобы они перестали тревожить меня.
Но если «это» – ее дружба, общение, доверие? Ее счастье? Ее безопасность?
Эти вещи стоили для меня намного больше, чем все остальное. Они бесценны.
И ради них я готов закинуть все остальное в ящик, запереть его и выкинуть ключ, чтобы никогда больше к нему не возвращаться, если так надо. Я готов к такому.
Я провел большим пальцем по ее левой щеке, где сходилась золотистая и белая кожа:
– Мы можем навсегда забыть последние полторы минуты. Никогда больше не вспоминать об этом.
– Ты этого хочешь? – прошептала она.
– А ты?