Осознание предстоящего будущего пришло так же неожиданно, как и отступила безжалостная боль. Действительно, что будет, когда придут те, за кого я готова была драться до последней капли крови? А что будут делать они, узнав, кем я стала? На секунду в памяти всплыл облик Клауса, уходящего от меня. Совсем скоро, так же отвернутся и уйдут все остальные близкие мне люди. Я останусь совсем одна, наедине со своей необузданной жаждой и вечностью, медленно и неукротимо принимающей черты настоящего ада, который уже начинает испепелять меня своим неистовым пламенем.
Глава 37
Вторжение
Он испытывал меня. Учил, истязал, загонял в угол, лишая способности думать самостоятельно. Сейчас, в эти самые тяжелые для меня дни, он стал моим наставником, мучителем, разумом, приказывающим мне делать только то, что говорит он. И все же постоянно он был недоволен мною. Его величественный голос отдавал скрежетом металла, когда он кричал на меня, орошая всевозможными бранными словами, которые только мог позволить себе человек его уровня. Иной раз он высказывал мне то, что не угодно было даже для слуха падших женщин.
И все же я терпела. Сжимала зубы, закусывая губы, я терпела, потому что в противном случае он грозился измучить меня жаждой, с которой бороться я просто не могла. Никогда не думала, что буду способна сделать нечто подобное, но…
— Внушай, Кэролайн! — уже будучи на взводе Элайджа сухо приказал мне сделать то, чему я противилась все эти несколько дней. — Смотри в глаза и внушай!
Передо мной молодая крестьянка, испуганно сжимающая в кулаках подол своего потрепанного и грязного платья. Она напугана, и я чувствую ее страх, как свой собственный. Взгляд, наполненный слезами, без сомнений еще долго будет мучить меня в ночных кошмарах.
— Помилуйте, миледи! — надрывным голосом просит девушка, пятясь от меня и тут же прижимаясь спиной к шершавой стене. — У меня маленький ребенок…
Не могу! Просто не могу причинить ей боль, обманом завладеть ее телом, с целью удовлетворения собственных потребностей… Это был не первый раз, когда Элайджа принуждал меня принести вред смертному. До этого он сам внушал людям, чтобы те добровольно подчинились мне и позволили пить их кровь. Для меня все это было чудовищно, но повинуясь инстинктам, я принимала безвольность людей. Сейчас же Элайджа переходил все границы моего восприятия, приказывая самой завладеть чьим-то разумом.
— Будешь медлить, и я сам вскрою вены этой безродной, — монотонно чеканит Элайджа, непринужденно меряя комнату шагами. — Но тогда не обещаю сохранить ей жизнь, и вполне возможно ты станешь виновной, что ее ребенок останется сиротой.
— Я не могу… — чуть не плача тяну я, неотрывно всматриваясь в глаза незнакомки, наполненные паническим страхом. — Я не хочу этого делать!..
— И что же? — Элайджа удивленно вскидывает брови. — Означает ли это твой отказ от крови, которая необходима тебе для жизни? Быть может, ты добровольно позволишь своему телу иссохнуть в каком-нибудь семейном склепе, тем самым даруя жизнь всем тем нищим, которых я любезно предоставляю тебе? Кэролайн, не будь ребенком! Ты же должна понимать, что я не буду доставать для тебя кровь вечно! Научись сама справляться со своими нуждами…
Как же мне не хватает сейчас Клауса… Он без сомнений бы осадил брата, избавив меня от этой кощунственной пытки. Как мечтаю я прижаться к его сильной груди и забыться глубоким сном, который вновь вернет меня в то прошлое, где я не совершала еще глобальных ошибок. Я уже и сама плачу вместе с этой бедной девушкой, сжавшейся в комок у шершавой стены. Только она плачет от страха, а я от невозможности что-либо изменить. Конечно же я слышу ее тихие призывы не причинять ей вред… Но что я могу сделать? Что я могу сделать с тем, кто призывает меня совершать ужасные вещи? Как мне поступить с собственным телом, которое рвется вцепиться в глотку этой несчастной?
— Не бойся… — тихо, стараясь не слушать собственный голос, я шепчу ей, опускаясь рядом с ней на корточки. — С тобой ничего не сучится… Все хорошо…
Все хорошо? Как заставить себя поверить в это? Ничего уже не хорошо, и этот голод правит всем моим существом, будто вселяя в мое тело кого-то чужого, совершенно незнакомого мне…
— Идеально… — произносит за спиной размеренный тихий голос. Он доволен. Впервые за эти несколько дней этот голос звучит удовлетворенно.
— Я не причиню тебе боль… — продолжаю врать я, склоняясь над девушкой и отчетливо прислушиваясь к ее сбивающемуся пульсу. — Совсем скоро ты уйдешь отсюда и забудешь все, что здесь произошло…
Как бы я хотела, чтобы тоже самое внушили мне. Уйти и забыть — было бы лучшим, что я могла пожелать себе. Морщинка, до того пролегающая между бровей девушки, разгладилась, а взгляд стал таким искренним и прозрачным, что невольно вызвал во мне волну умиления.
— Ну же, вампир! — Элайджа не желает растягивать этот ничего не значащий для него момент. — Хватит уже искать в себе остатки человечности — оно того не стоит, поверь мне. Насладись тем, к чему стремилась последние несколько часов.