Война с аксиомой

Я онемела. Гнип вел себя так тихо на моих уроках, что к нему я и не присматривалась. Учился он на тройки, но старательно. Даже тетрадки у него были аккуратно обернуты газетами и в каждой промокашка.

Мария Семеновна торжествовала:

— Что, этого в сочинениях он не писал? Эх ты, зелень! А вот я все про них знаю. И без всяких сочинений. А у меня таких «загадок» не тридцать, а девятьсот!

— Нет, я поеду домой, — сказала я. — Его угроза просто дурацкая вспышка…

Но я не была в этом уже стопроцентно уверена, когда вышла вечером из школы. Находилась наша школа в темном и длинном переулке, составленном из глухих высоких заборов. Фонари освещали лишь вершины старых лип. Дощатые тротуары оставались темными. Шевелящаяся листва отпечатывалась на них сеткой. Даже собаки не тявкали.

До трамвая пути минут десять. И вот эти десять минут я прошла с ощущением, что в спину мне каждую минуту может вонзиться нож. Порыв ветра, шелест листьев, приближающиеся шаги заставляли меня судорожно вздрагивать. Сердце колотилось. Фантазия разыгрывалась.

Я говорила себе, что такой опытный человек, как Мария Семеновна, зря паниковать не будет…

Всю ночь дома мне снились всякие ужасы, а утром, подъехав на трамвае к нашей остановке, я трусливо оглядела толпу. Но Гнипа не было.

И опять я шла к школе, дрожа; и опять прислушивалась к догоняющим шагам; и опять сердце билось где-то в горле.

Так прошло три дня. Гнип в школу не ходил. Шафаренко тактично изобретал предлоги и провожал меня до трамвая. Мария Семеновна смотрела на меня как на кандидата в покойники. Ребята шушукались.

Наконец это мне надоело. Я поехала к Гнипу домой, захватив его портфель. Он жил в бараке. Я никак не могла достучаться, пока какая-то девочка лет пяти не объяснила:

— А он на рыбалке, тетенька. Еще вчера уехал.

Я зашла к соседке и от словоохотливой женщины узнала, что мать Гнипа в деревне. Живет он один, подрабатывает, чиня радиоприемники, да и рыбалка для него не развлечение, а способ пропитания. Я оставила у нее портфель Гнипа, вышла и обратила внимание, что на двух окнах его комнаты висят белоснежные накрахмаленные занавески. И они меня успокоили.

Гнип появился в сумерках на другой день, когда я шла из школы. Появился неслышно, и я вздрогнула, когда вдруг надо мной его голос сказал:

— Добрый вечер! Спасибо, что портфель принесли…

Рядом со мной шагал усталый худой подросток, ожесточенный нелепой жизнью.

— Так почему ты отказался мыть пол? — спросила я, точно мы продолжали давний разговор. — Ты испугался работы?

— Работа! Хаханьки, а не работа…

Он это буркнул бессвязно, но я вдруг поняла его протест. Для этого парня, видимо, работа была взрослой обязанностью, привычной, неотвратимой. И он оскорбился, что на уроке работу превратили в какую-то воспитательную игру.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Семнадцать.

— Ну как, будешь снова ходить в школу?

— Ага!

Интонация была нетвердая.

— Знаешь что, — сказала я, — поедем ко мне и там поговорим!

Я не думала, что он так быстро согласится. Всю дорогу мы молчали, пока не вошли, не разделись у меня в комнате и пока я не принесла чай.

Гнип сидел вялый, крутил в пальцах какую-то травинку и не оглядывался по сторонам, как это делает каждый человек в чужой комнате. Отвечал он междометиями, пил чай чашку за чашкой, пока я не сказала:

— А почему бы тебе не поступить на завод? Раз учеба тебя не увлекает…

Глаза его зажглись:

— Та не берут…

— А ты пробовал?

— Та пробовал, лет маловато…

— Ну учеником тебя можно устроить…

— Не хочу учеником. Я на разряд тяну, так не берут. И слушать не хотят…

Я не спешила с обещаниями, и мы закончили чаепитие молча. Потом он подошел к двери, помедлил и сказал, стоя ко мне спиной:

— Извиняюсь… — и нырнул в дверь, как в воду.

Около месяца пришлось потратить мне, пока я устроила его на радиозавод.

Я ездила к директору каждый день, как на работу. И нудно повторяла, исчерпав все доводы:

— Совесть-то надо иметь?

— Но почему именно к нам? Мы — почтовый ящик, а не детский сад.

— Он о вашем заводе мечтает. Давно. А его жизнь не баловала.

Гнип быстро получил пятый разряд, и Мария Семеновна сказала мне потом, улыбаясь:

— Это ты хорошо придумала. И парню польза, и школу избавила от лишнего трудновоспитуемого.

После ее слов радость от этой победы у меня исчезла.

Глава 3 ДВЕ УЧИТЕЛЬНИЦЫ

Мне повезло. Мария Семеновна с первых дней отнеслась ко мне хоть и покровительственно, но с симпатией. А быстрый контакт с директором школы очень важен для начинающего учителя.

Сейчас я думаю, что подкупила Марию Семеновну моя влюбленность в свой класс. Никогда потом я не отдавала столько времени школе. Щедро, но не очень разумно.

Я мгновенно впитала все худшие свойства классного руководителя, подружившись с Элеонорой Эдуардовной, историком.