Война самураев

— Боюсь, долгая связь с этим крамольником затуманила разум моему сыну. Правда, Сигэмори продолжает уверять, будто Наритика не замышляет против меня дурного. Государю-иноку я, видимо, ничем не могу ответить, а вот Наритике… Пусть не завтра и не в ближайшем месяце, но в течение года — запомни! — он должен умереть.

Канэясу еще раз поклонился:

— Слушаю и повинуюсь, господин.

Станция Аохака

Усивака трусил позади купеческой лошади, вспоминая добрым словом вечерние пробежки из Курамадэры в Хэйан-Кё и обратно. Благодаря им ноги легче одолевали расстояния. И все же никогда ему не приходилось путешествовать так далеко, да еще в летний зной и в тяжеленном соломенном плаще. На второй день Усивака совсем спекся, и Китидзи, наконец сжалившись, позволил ему оседлать одну из вьючных лошадей.

— Тут нечего стыдиться, хозяин, — произнес Бэнкэй. — Зато вы уж точно крепче этих белоручек Фудзивара, которые падают в обморок, чуть только выйдут за ворота.

— Спасибо, утешил, — проворчал Усивака, чьи бедра с непривычки начало саднить уже после нескольких часов. Он осознал, что должен уделять верховой езде больше времени, если хочет быть настоящим военачальником, хотя в тот миг отдал бы немало за то, чтобы оказаться хилым вельможей, разъезжающим в паланкине или карете.

Караван обогнул с запада озеро Бива и наконец выбрался на большой тракт Восточного морского пути в опасной близости от столицы. К счастью, никто их не задержал. Стража у Осак-ской заставы подозрительно покосилась на путников, пока те шествовали мимо, но разве мог кто-нибудь заподозрить, что отпрыск великого МинамотЬ станет ездить в вонючем волглом соломенном плаще, охраняя мечи золототорговца? Для пущей убедительности Китидзи то и дело разражался бранью в его адрес и отвесил пару тумаков. Верно, ни один Минамото не стерпел бы подобного обращения, но Усивака стойко выносил издевательства. Потом ему, правда, пришлось усмирять Бэнкэя — тот чуть было не сшиб Китидзи с коня, как только застава пропала из виду.

Попадавшиеся на дороге бандиты, провожая богатый караван жадными глазами, быстро теряли к нему интерес, встречаясь взглядом со свирепым на вид Бэнкэем.

Так поезд перевалил через горы к востоку от Хэйан-Кё, миновал прибрежное селение Оцу у южной оконечности озера Бива. К вечеру второго дня путники достигли почтовой станции в Кагами. Следующим днем они проехали Оно-но-Суриба-ри, Бамбу и Самэгай и наконец остановились переночевать на станции Аохака.

Китидзи был состоятельным торговцем, и на Токайдо его хорошо знали, поэтому он смог поселить всех в самом приличном постоялом дворе, хозяйка которого, его давняя знакомая, вывела для увеселения гостей самых красивых и искусных девушек.

Когда Усивака снял шляпу и плащ, она вдруг побледнела, вглядевшись в его лицо.

— Ты уверен, Китидзи, что не приводил его сюда раньше?

— Совершенно, — отвечал купец. — Это мой новый слуга — взял на пробу. Хотя пока от него больше урона, чем пользы.

— Какой милый юноша, — сказала хозяйка. — И все же что-то в нем кажется знакомым. Он кое-кого напоминает… кое-кого с очень печальной судьбой. Давно это было… Что, если они родственники?

— Не думаю, что это возможно, — ответил Усивака с вежливым поклоном, гадая, о ком она говорит.

Путешественников хорошо накормили — и риса, и сливового вина было вдосталь, а девушки старались вовсю, чтобы развлечь гостей. Для Усиваки и Бэнкэя вечер выдался поистине сказочным, а девушек, в свою очередь, очаровал юный оруженосец, который вдобавок прекрасно играл на флейте. Его детское имя, впрочем, позабавило их, но не оттолкнуло, так что на исходе ночи Усивака мог с полным правом назваться настоящим мужчиной.

Увеселения оказались довольно утомительными, и Усиваку сморил сон. Однако перед самой зарей, в час Тигра, он внезапно проснулся. Разбудило его ощущение, что в комнате есть кто-то еще. Он медленно потянулся за мечом.

— Мир тебе, брат, — произнес кто-то вполголоса. — Меня можешь не бояться.

Усивака рывком сел и увидел перед собой бледного юношу в дорогом, но потрепанном платье, панцире и поножах знатного воина. Голова юноши как будто не сочленялась с шеей.

— Кто ты такой?

— Твой сводный брат, Томонага. Мы бежали сюда — я и мои братья — вместе с отцом, Ёситомо, после поражения в Хэйдзи пятнадцать лет назад. Мне, на беду, пронзило ногу стрелой. К той поре, когда мы сюда добрались, нога совершенно распухла и я не мог продолжать путь. Тогда я попросил отца отсечь мне голову, чтобы Тайра не смогли меня полонить. Отец должен был спасаться и не успел похоронить меня по чести. Боюсь, хозяйке двора достался дурной подарок и тяжкая ноша, когда она нашла меня на следующее утро.

— Да уж. Вот, значит, почему она сочла меня знакомым. Но почему ты все еще здесь? Почему не отошел в Чистую землю, как наш отец?

— Не знаю. Наверное, ждал чего-то. Какого-то знака, что наш род и отец будут отомщены. Возможно, я ждал тебя.

— Я поклялся, что отомщу за Минамото, — сказал Усивака. — Ради этого я семь лет учился у тэнгу умению обращаться с мечом.