Яркие глаза Данте превратились в чёрные угольки. Он взмахнул рукой и в тот же миг остатки торта поднялись в воздух и полетели прямёхонько Сильвио в физиономию. Одновременно с этим стаканы и графин на столе лопнули, выплеснув своё содержимое на Рене и его сестру.
— Ах ты, скотина! Не много ль ты о се возомнил? Ну, я те щас покажу! — Сильвио, размазав торт по лицу, бросился к мальчику и схватил его за горло. Данте резко вывернулся:
— Не трогай меня! Всё, хватит! Ещё раз ты меня тронешь, старый пенёк, и я превращу тебя в жука!
— Превра... чего? Чего ты сделаешь? — Сильвио аж посинел.
— Превращу тебя в жука, старый пенёк! — громко повторил Данте. С волос его искры сыпались уже зелёного цвета.
— Ах ты... ты... ты, отродье... псих... дьявол...
— Так и есть! Я — Дьявол! Я могу сделать всё что угодно! Так что лучше ко мне не подходите! — и Данте направил руку на Сильвио. Прямо из центра его ладони хлынула струя ледяной воды, окатив мужчину с ног до головы.
— Вот так! — мальчишка зло рассмеялся.
— Нечистая сила!!! Сатана!!! — в ужасе завопил Сильвио. — Правильно про тя говорят! Правильно от тя все шарахаются! Ты не человек! Ты не должон жить за энтой земле! А уж особенно в моём доме! Исчадие! Будь проклят тот день, коды ты появился!!! Нелюдь!!! Всю жизнь нам испортил! ВОН! ВОН ОТСЮДАВА!!!
Данте развернулся и выбежал на улицу, с силой долбанув дверью.
— Завтра позову падре Эберардо, чтоб он изгнал нечисть из нашего дома, — сказала Леонора.
Данте нёсся по дороге. Глаза его застилали слёзы, и он ничего не видел вокруг. Чудовищные слова Сильвио звенели в ушах. Было бы лучше и вовсе не родиться. Никому, никому он не нужен на этом свете.
Мальчишка, миновав пастбища и несколько поместий, пробежал по мосту и остановился, едва переводя дыхание.
В до полуденные часы улица имени Святой Мерседес — Богоматери Всемилостивой [1], на которой оказался Данте, была фактически пуста. Только редкие экипажи проносились мимо, да чернокожие няньки с детьми гуляли по тротуарам.
В этой части города Данте был всего раз — пару лет назад, когда видел ту даму и кавалера в экипаже. Мальчик медленно побрёл по аллее, дотащился до сквера и плюхнулся на скамейку. Так он сидел долго, вперясь в пустоту своими бездонными глазами. Редкие прохожие (в основном служанки в передниках, кучера да экономки с корзинами) с удивлением поглядывали на необычного ребёнка, неподвижно сидящего на скамейке в одиночестве.
— Ну-ка отойди от него, Фе! — пронзительный женский возглас вывел Данте из оцепенения. Он повернул голову. Рядом стоял розовощёкий упитанный малыш. Рассматривая Данте, он улыбался ему во весь рот. Данте улыбнулся в ответ и тогда малыш радостно засмеялся. Но к ним во весь опор уже неслась нянька — полная женщина в синем платье и с огромной шляпой на голове.
— Ня-а-нь... смятри... кякёй мяльчик... ня-нь, — выговорил малыш, тыча пальцем в Данте.
— Я кому сказала, отойди от него, Фе! — визгнула нянька. — Ещё заразу какую-нибудь подцепишь, — она свирепо взглянула на Данте, и глаза её налились кровью. — Вот бездельник! Сидит тут средь бела дня, людей нормальных пугает. Чучело, да ещё и весь в синяках, — процедила нянька сквозь зубы. — Пойдём отсюда, Фе, — и она потянула малыша за ручку. Тот захныкал. Он долго ещё вертел головой, рассматривая так и не шевелящегося Данте, пока вместе с нянькой не скрылся за углом.
К полудню народу на улице прибавилось. Появились кучки детей без нянек, дети с родителями, а также нарядные франты и франтихи. Данте подумал, что пора бы ему убираться отсюда, только вот куда идти он не знал. Мальчик уже точно решил: в дом Сильвио он не вернётся. По крайней мере, сегодня. Но и в очередной раз слушать гадости он был не в состоянии. Однако, кое-что привлекло внимание мальчика и заставило задержаться. Неподалёку от него, возле качелей [2], расположилась семья — молодые отец и мать и девочка лет пяти. Отец раскачивал малышку на качелях, она смеялась и болтала ножками. Мужчина и женщина тоже смеялись. Девочка оказалась непоседливой. Качели быстро ей надоели и она повисла у отца на шее. Мужчина усадил дочь себе на плечи, и они принялись бегать по кругу, изображая лошадиные скачки.
Данте в упор смотрел на них и в душе его вспыхнула жгучая зависть. Да, он завидовал, безумно завидовал этому счастливому, всеми любимому ребёнку. Жизнь всегда казалась мальчику несправедливой. Почему одним дается всё, а другим ничего? Чем он хуже этих детей, которых любят, носят на шее, водят за ручку? Данте почувствовал, будто ему в сердце вонзается острый кол, и беззвучно заплакал.
Немного погодя, глава семейства обратил внимание, что странный мальчик в рваной одежде смотрит на них не мигая. Мужчина поставил дочь на землю и приблизился.
— Что тебе нужно? — спросил он хмуро.
Данте отрицательно мотнул головой, скрывая лицо за волосами.
— Тогда иди отсюда. Нечего попрошайничать.
— Я не попрошайка...