Война (СИ)

— Да что ж вы творите! — вошедшая Минору хлопнула узорным ставнем, нависла над подопечной, несмотря на невысокий рост.

— Так уж вам хочется заболеть! — набросила ей распашное домашнее платье на плечи, сурово проследила, чтобы руки были вдеты в рукава. Продолжила хмуро:

— И что за игры с едой? Что творите-то, госпожа! Их есть надо — через весь округ, через всю провинцию везли, а вы по столу гоняете!

— Пфф…

Девочка предупреждающе кашлянула за дверью, принесла платье.

— Вот, госпожа, какое вы пожелали…

— Куда это вы? — Минору прищурила и без того чуть удлиненные глаза.

— Посмотреть представление…

— Давно ли вас площадные шуты интересуют?

— В этой глуши я скоро граблями и прялкой заинтересуюсь, — Сайэнн смахнула в миску айву, — На, убери, не хочу.

— И он там будет?

— Мне почем знать…

На всякий случай лицо отвернула — и вовремя, к нему прилил жар. И к плечам, и к шее… да что ж такое, верно, сейчас вся пунцовая.

— Иди пока лучше… согрей мне питье. Это совсем остыло.

Платье выбрала темно-синее с поддевом цвета голубиного крыла, неброское. Еще не хватало стать центром этого самого представления. А вот украшения можно и подороже. Хм. Вдруг украдут в толпе? Неважно, ей делать нечего получить новые, даже просить не придется, только вздохнуть горестно.

Вот подойдут — бирюзовые подвески и ожерелье. Застывшие цветы небесных фей, которые они роняют с неба под ноги смертным…

— Госпожа, не делайте этого, — Минору подкралась так тихо, что молодая женщина, как та самая фея, уронила подвеску.

— Чего «этого»?!

— Я же не слепая. И знаю вас.

— Тогда ты знаешь и какая жизнь у меня была.

— Очень хорошая жизнь, госпожа.

— Неужто? С человеком, который годится мне в отцы, на положении почти изгоя?

— Как вы можете подобное говорить! — рассердилась Минору. — С вами носились, как с золотой вазой! Нет бы в благодарность ребенка ему подарить!

— Не хочу. Я и так не свободна, а буду связана совсем. И что этот ребенок получит? В семью ему не войти, госпожа костьми ляжет, а не допустит.

— Своих-то нет у нее, так что все еще возможно…

— Невозможно! — резко ответила Сайэнн. — И отстань от меня. Если кто и ведет себя неразумно, то это он, связавшись с Нэйта. И не хлопай глазами, мы это обе знаем.

— Ничего же не решено еще, — пробормотала служанка. Пыл ее поутих. И вправду — случись что, не пожалеют и Сайэнн. — Идите, если хотите, но возьмите девушку, хоть Мирэ, и осторожней все-таки, помните, кто вы.

**

Шимара никогда раньше не слышал, чтобы Суро так, простонародно выражаясь, орал. Изливал гнев в воздух, не заботясь, что поблизости не только пара верных людей, но и слуги за стенами его покоев тоже, считай, рядом. Не слышал, и сейчас поддерживал его полностью: просто взять и придушить наследника не получится, хотя, может, все-таки стоит?

Макори не захотел ждать.

Конечно, этот удар ножом Тагари был запланирован. Но, демоны его задери, не сейчас! А когда свершится переворот, когда Отряды Атоги подоспеют и возьмут Срединную, а сам он отправится на север на замену убитому генералу.

Макори решил, что отец преступно тянет, родина в опасности, а его самого задвинули в глухую крепость. Не менее преступно.

— Я ему башку сверну, — рычал Суро, опираясь о стол и наклонившись вперед.

Шимара грустно поддакивал.

Этот… молокосос вправду, что ли, надеялся возглавить войско взамен Тагари? Или что Атога туда резво на крыльях перелетит? Или еще что-нибудь?

Или… или произошло то, о чем Суро сейчас не подумал. Кто-то сбил с толку Макори, страдающего без дела, подал ему неверный сигнал. И этот кто-то живет с ними в одном городе и суть будущей интриги неплохо себе представлял.

Так что может не Макори шею свернуть, а послу?

Или… досмотреть это представление до конца, не влезая?

**

Жизнь в монастыре Черного дерева, Эн-Хо, легче не становилась, и продуктов оставалось все меньше, но беженцы теперь приходили реже, а весенний, сладковато-свежий, хоть и холодный пока ветер все чаще вызывал улыбки на лицах. И вести долетали обнадеживающие — войска генерала оттеснили чужаков от стен крепости и понемногу отодвигают к горам Эннэ. А там и крепости Ожерелья, хоть сейчас и полупустые, и граница недалеко.

Нээле тоже теперь нередко улыбалась, хотя сны опять начали ее тревожить. После недавнего, странного, каждую ночь стали приходить короткие видения — то кровь на камне прямо перед носом — казалось, и проснувшись могла дотронуться; то чужие голоса в тумане…

Монахи, которым рассказывала, советовали пить больше успокаивающих отваров, а меж собой — как-то Нээле случайно услышала это — толковали, попала к ним просто девушка впечатлительная или сновидица с неразвитым даром, может и вовсе не случайно ее сюда привела судьба. И как бы проверить это, раз пока им никакого знака.

Монахи были всюду, как воробьи — такие же невзрачно-коричневые и такие же неинтересные взгляду; он соскальзывал с фигур в широких одеяниях. Вот оно, истинное служение — становиться совсем незаметным для мира, но при этом делать для этого мира все, на что способен…

Жаль только для Нээле не могли сделать одного — избавить ее от тревог.