Война (СИ)

На плато дети играли в прятки: смеялись, бегали. Нээле не видела никого, только слышала голоса, и порой кто-то проносился мимо нее, почти касаясь.

Она обернулась к Опорам, те по-прежнему стояли среди травы, но немного иначе, будто кто передвинул. Теперь нарушен был ровный круг, фигурка-Ахэрээну сдвинулась к центру, а Бык слегка завалился на бок.

Снова кто-то пробежал, засмеялся. Стало немного жутко. Одна, трава, ветер — и невидимые дети… да дети ли?

Нээле потянулась было, поправить фигурку, но не смогла шевельнуться.

— Неизвестно, что было в чашке, — говорил пожилой монах, местный лекарь. — Неразумная дочь уничтожила все остатки растений, которые приготовила.

— Возможно ли что-то сделать, ученый брат? — спрашивал помощник настоятеля.

— Она спит второй день… ее душа далеко. Остается молиться и надеяться, что она захочет рассказать, что видела, и вернется.

— Эта девушка всегда была странной, — помощник настоятеля глядел в окно, стоя у кровати Нээле, а пальцы привычно перебирали глиняные бусы на поясе. — Есть люди, которым Небеса не дают жить спокойно, как весна и осень велят перелетным птицам лететь.

— И от брата Унно вестей никаких, — вздохнул лекарь. — Может, если проснется девушка, расскажет о нем…

Перевел взгляд на лавку, на которой стояла чашка; запах горького зелья почти уже выветрился. А по лицу спящей неясно было, снится ли ей хоть что-то. Лицо белое-белое, и дыхание еле заметно.

Поздно хватился служитель при хранилище трав; пока распутали, что к чему и кто кого видел…

**

Мохнатые лошадки, привыкшие к горным тропам, осторожно переставляли копыта, порой фыркали, вдыхая влажный туманный воздух. Вэй-Ши и его подручным, отважным в родных горах и в долине Трех Дочерей, тут было не по себе. Разумеется, у них и помимо Энори были проводники — двое неприметных мужчин, давно выдававшие себя за местных, но все равно — нехорошие это были горы, опасные. А сейчас, когда все таяло, пласты глины сползали по склонам, когда на свободу устремились горные речушки, вести отряд было просто безумием.

Тем более что Энори их покинул — он-то говорил временно, только кто знает… Правда, он дал строжайшие наставления, как и куда направляться, несколько листов бумаги исчертил картами. Нарисованные с виду небрежно, они были удивительно точными; казалось невероятным, что память человека вмещает нужное количество шагов до каждой приметы.

Энори велел идти как можно быстрее, расстояние, какое предстояло отряду проходить каждый день, он обсудил с командиром: если не миновать до разлива пару речушек, может быть плохо. Советы эти — о скорости, о направлении — порой противоречили словам других двух проводников

Вэй-Ши слушался молодого перебежчика, к неудовольствие провожатых, которые чувствовали себя теперь лишними — а ведь годы жили, притворяясь своими, почти не надеялись, что Мэнго и впрямь решит послать отряд в Юсен. Про Сосновую тогда и не думали.

Не только проводники испытывали недовольство: некоторые офицеры Вэй-Ши начинали роптать и не хотели ждать возвращения Энори. Сейчас, на расстоянии его влияние ослабело, а тяжкая дорога усилила недоверие.

Все чаще глубокая черта перерезала лоб Вэй-Ши. Что лучше — соблюдать осторожность или понадеяться на внезапность и скорость? Отряд — не семейство землероек, не бестелесные духи ущелий. Старались не трогать жителей Юсен, вели себя тихо-тихо, но одну деревушку пришлось уничтожить. Наткнулись на лесорубов оттуда…

Следопыты помогали отыскать возможных свидетелей, но смысла не было себя обманывать — скоро их всех обнаружат. К тому бы моменту дойти до крепости, будет уже все равно.

— Он обещал вернуться к середине Луны, — говорил Ка-Ян; сам не знал, почему, но словам Энори верил.

— А если и вправду — ловушка? — командир никогда не делился мыслями с ординарцем, но тревога развязала язык.

— Сами ж говорите — толку-то от нее. Ну, прикончат всех нас, у Мэнго в Долине много солдат.