Война (СИ)

Когда Муха перестал слышать тихие голоса, и перестали качаться ветви, скрывшие чужаков, и птицы снова запели — тут выглянуло и солнце. Наконец-то, словно и впрямь не людей видел, а сумрачных духов. Боязливо мальчик вылез из-под коряги, прошел дальше по оставленным следам, и вскоре выбрался на открытое место.

Теперь он понимал, где находится: справа, на краю обрыва рос приметный кедр. Его видел раньше со склона, и дерево это описывали попутчики — мол, увидишь его, а оттуда и стены крепости видно. Вот это круг отпахал…

Но сейчас, выходит, рядом совсем.

Будто кто укусил, так резко охватила тревога: а монастырь-то, он цел? Ведь оттуда пришли…

И сразу второй укус, и едва не взвыл, осознав — а ведь они в крепость идут.

Решение не пришло, не созрело — оно просто в нем было. Чужие солдаты таятся, шагают осторожно, а он побежит напрямик, и всяко быстрее окажется у заставы. А там уже доберутся до крепости.

Сперва почти катился по склонам, но сообразил — если тут разобьется, толку от него никакого не будет. Беречь себя надо. И если, задохнувшись, без сил упадет, а сердце сгорит — тоже.

Сбавил немного скорость, порой позволял себе отдохнуть. Из-за каждого ствола стрелы опасался, но нет — чужаки двигались иной дорогой. И тропка снова нашлась, вела в нужную сторону.

Легкий дождик прошел, не закрывающий солнце — отдал остатки воды после грозы. Двойная радуга встала над верхушкой горы — оттеняла ее, темную, мохнатую.

Радуга — предвестник удачи, это с детства знает любой. Муху она окрылила; так и смотрел бы, не отворачиваясь, но пришлось повернуть, скальная стена заслонила пестрый небесный мостик.

А еле видная тропа петляла, петляла…

Вскоре выбежал на дорогу, по которой из монастыря шел, и с которой сбился. Не обмануться — вот те самые ели-двойняшки, вершины у них приметные, будто друг с другом шепчутся. Солнце уже опустилось за них, ели стояли черные. Еще немного, и смеркаться начнет. В темноте будет куда страшнее, и снова можно сбиться с пути.

Дорога вышла к обрыву, начинала спускаться, огибая гору.

— Куда ты идешь? — прошелестело сзади; Муха резко обернулся; какой-то человек стоял у склона, возле одной из елей; ветви скрывали лицо. Неблизко стоял, шагах в десяти, но веяло от него угрозой, и мальчик, решив не вступать в разговор, со всех ног припустил по дороге.

Холодные пальцы обхватили его запястье, мальчишка попытался вырваться — не тут-то было. Задыхаясь, он пытался сопротивляться — но боль в вывернутой руке не давала этого сделать, да и сил не осталось, все потратил в пути. Ощутил себя слабее котенка. Махнул ногой раз и два наудачу, надеясь попасть в того, кто держит — толку-то…

Гордость не позволяла кричать; а может, это разумней было бы, поднять шум? — промелькнуло в мыслях.

Неожиданно его отпустили; едва не упал на траву, рукой шевельнуть не мог. Поднялся, покачиваюсь, обрыв был совсем рядом.

— Я спросил тебя, куда ты идешь?

Только сейчас, повернувшись, он смог увидеть того, с кем говорит… хотя нет, не его — только глаза. Угольно-черные, страшные, как яма для могилы на пепелище.

— Можешь не отвечать. Я знаю.

Затем перестал видеть эти глаза, человек отвернулся — и Муха ощутил, что летит.

**

Сверчки спорили друг с другом по обе стороны дороги, половинка луны светила достаточно ярко, чтобы человек с острым зрением четко видел пучки травы на склоне. Холодно было после дождя, хоть днем солнце уже пригревало. Звездная сеть раскинулась на все небо, и от нее тоже веяло холодом.

Лиани вслушивался в голоса леса, но часть его сознания была занята другим. Исчезновение следопытов, тревога, охватившая всех в крепости, странные звуки, слышанные одним из крестьян — будто перекликался кто. Поспешил рассказать на заставе, где был Лиани с проверкой. Сам туда вызвался, чтобы отвлечься, и с разведчиками пошел сам. Не должен бы, но уже столько раз нарушал порядки; а в лесу он как дома. Не бесполезен. Эх, не застава тут, одно название. Давно уже для вида, чтобы задерживать путников, предупреждать о них в Сосновой, если что.

И вот он в дозоре, пережидает ночь, чтобы утром двинуться дальше — в темноте следов не увидишь. Где-то неподалеку, ближе к границе с Мелен, живет сестра. А еще ближе — монастырь, где он оставил Нээле. Тревожно за них.

Все чаще снился дом, братья и сестры, и младшие, и старшие, которые уже завели свои семьи — будто бы все под одним кровом, как когда-то. Сны не были ни тревожными, ни особо радостными — просто жизнь, и просыпаться каждый раз было странно, словно ему добавили несколько лет или, напротив, стерли их из прошлого.

— Тут кто-то прошел… точнее, бежал.

Начали спускаться по склону.

— Посмотри-ка туда! — шепнул ему один из дозорных. В траве на склоне, почти у подножия, лежало что-то темное.

— Осмотри все наверху, а мы спустимся, — распорядился Лиани.

Находка оказалась совсем уж печальной. Мальчик лет десяти, бедно одетый; еще дышал, когда подошли дозорные, осторожно перевернули. Не жилец, голова разбита о камень.