Война (СИ)

«Я должен добиться от англичан выбора из плохого и очень плохого, — решил король, — очень плохое это русские в Константинополе. В Лондоне боятся этого до одурения. Глупцы. Мой кузен Людовик уже ставил их перед выбором что потерять, Индию или колонии в Америке. Они выбрали потерять Америку. Теперь делают вид, что забыли кто выиграл для фермеров ту войну. Отец мне рассказывал как было дело. Что они выберут сейчас, оказавшись в ситуации когда или русские в проливах или мы в Египте? Смешно, но они скорее отдадут Египет, надеясь на свой флот. Если русские сунутся, то их ждёт множество проблем в виде не только Англии, но и Австрии. Священный союз погибнет. Что тогда мы? Лондон вообразил, будто мы боимся того как они. Наивное заблуждение. Но за Египет, за путь в Индию можно повоевать, приз очень сочен. Только достаться он нам должен с виду случайно, в процессе противостояния тем же русским. Так или иначе. И первое столкновение должно быть между англичанами и русскими, тогда у островитян не останется выбора кроме как просить нас о помощи. Что же, поможем. У них и без того отношения на тоненьком волоске, столкнуть их совсем легко. По сути только из-за этой лёгкости оно до сих пор не случилось, как ни смешно. Нужно поднести фитиль к бочке с порохом. Ситуация просто отличная. Этот закон о преференциях для англичан на руку, с ним можно уверить русских, что Франция недовольна и развязать им руки. Но первые действия колеса событий должны закрутить сами турки, а мы окажемся лишь втянуты в него против воли и силою обстоятельств. Сами подложили себе свинью, а еще мусульмане. Наивная попытка всех столкнуть, которую видят решительно все. Азиаты как дети играющие в прятки. Хорошо, столкнете, но останется ли что от вас самих после этого столкновения? Итак. Первый план — с англичанами против русских. Второй план — с русскими против англичан. Великий Дюмурье, я помню твои уроки. Пока напишем этой обезьяне, капудан-паше. Пора действовать.»

Король довольно потёр руки и позвонил в колокольчик вызывая секретаря.

Интерлюдия

В которой в Санкт-Петербурге читают письмо.

Юлий Помпеевич, при всей своей грузности, обладал врожденными манерами истинного придворного. К манерам прилагался глазомер, позволявший подмечать еле заметные, можно сказать ничтожные нюансы в настроении людей. Свойство ценное, или, вернее, не имеющее цены для своего обладателя. Вовремя понять — это почти что предвидеть.

Император пребывал в состоянии бешенства. О том графу подсказала шея Его Величества, чуть более обычного напиравшая на воротник.

«Дай себе волю, дай, — думал граф, — наклони голову вперёд и иди словно бык. Расстроен государь. Такая беда. Не подчиняется уставу жизнь. Плац ровный, да земля круглая. Не хочет бытие влезать в рамки, вечно выкинет что-то эдакое. Что произошло в этот раз? Надеюсь мой обретенный сын, а я уверен, что дело в нем, не сотворил глупость слишком великую?»

— Ваш сын, граф. — тяжело процедил император.

— Ваше величество? — изящно склонился Литта, выказывая полную готовность возложить свои седины на плаху славы Отечества.

— Прочтите это письмо.

— Ваше величество! — изумленно отпрянул граф, едва пробежав глазами первые строки. — Но это…

— Письмо от женщины. — кивнул император. — Вы, безусловно, узнаете почерк.

— Госпожа Фикельмон…

— Ведёт весьма активную корреспонденцию с Константинополем. Вы не находите это странным?

Литта задумался, внешне сохраняя бесстрастие. Николай был не тем человеком с которым надлежало открыто хитрить. Подлинный рыцарь своего времени терпеть не мог лжи и обмана. Как это сочеталось с любовью к чтению чужих писем? Так и сочеталось.

— Молодой русский император так любит правду, что готов сам писать и читать письма за всех своих подданных, но не позволить им пасть во грех. — съязвил однажды из Парижа старый Талейран, прекрасно зная, что и эти его строки подвергнутся общей участи.

Дело, однако, казалось не совсем обыкновенным. Одно дело знать, и другое совсем — видеть. Если государь отбросил всякую этику и без смущения (да ещё и в гневе!) требует пояснения о содержимом письма личного характера — добра не жди.

— Признаюсь, не вполне понимаю вас, ваше величество. — новый поклон был ниже предыдущего.

— Так прочтите и поймите. После — поясните мне, что вы поняли, граф. Прошу вас.

Литта понял, что придётся отступить. Холодность с намёком на оскорбленные чувства, не произвела на Николая никакого впечатления. Император требовал и пришлось подчиниться.

Юлий вновь взялся за чтение. Чем дальше он читал, тем больше признавал наличие обоснований для подобной грубости от своего повелителя. Содержание письма могло насторожить человека много более доверчивого, чем всероссийский император.

Литта прочёл письмо раз, после чего вернулся к началу и прочитал его ещё раз.

— Ну-с, сударь мой, что скажете? — не выдержал Николай, видя как невозмутимый граф намеревается читать в третий раз.