Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Поскольку в батарее Воробьев должен был курировать оба огневых взвода и взвод управления, ему для нашего взвода пришлось найти себе помощника, в качестве которого, как мне ни показалось обидным, он выбрал не меня – бывшего старшекурсника вуза, – а Алешу Мишина – бывшего студента вечернего техникума. Так получилось потому, что Леша, будучи человеком очень спокойным по натуре, обходительным, вежливым и услужливым начальству, а также способным хорошо вести разговоры с любым собеседником, более, чем я, приглянулся комиссару. Вдобавок накануне Леша очень эффектно рассказал комиссару, лейтенанту Шкетю, командирам орудий и другим лицам о том, как он и его друзья работали на известной всему миру московской кондитерской фабрике «Красный Октябрь» и при этом поедали досыта разную сладкую пищу. Красочно описал Леша и технологию изготовления всей сладкой продукции на фабрике. И конечно, все рассказанное им очень понравилось слушателям, включая комиссара, не избалованным в то время шоколадами и разными дорогими конфетами. И все это было так интересно! (А кому же могли тогда понравиться мои рассказы о сталеплавильном и прокатном производствах?)

По тем же причинам молодые бойцы – комсомольцы батареи, которых насчитывалось не более десятка, выбрали Мишина комсоргом. Так и стал у нас Леша фактически первым помощником комиссара. Мало того, ему вскоре присвоили звание ефрейтора, и поэтому он на обеих петлицах воротника своей гимнастерки нашил сам белыми нитками по одному треугольнику, не зная, что это отличие для младшего сержанта. И я, признаюсь, остался за это на комиссара в обиде, хотя некоторое время спустя он привлек к своей работе и меня, но по-другому, заставляя регулярно (а иногда даже ежедневно) выпускать для всей батареи так называемые боевые листки – небольшие стенные газеты.

Еще на территории стадиона «Торпедо» вопросами снабжения батареи в основном продовольствием и предметами быта, а также боеприпасами занимался средних лет старшина Ермаков, который на новом месте поселился в землянке-казарме вместе со вторым огневым взводом и взводом управления. Как и на старом месте, он почти неразлучно находился рядом с молоденьким на вид, имевшим очень красивое лицо и малый рост, как у мальчика лет двенадцати – четырнадцати, бойцом, которого все называли просто Леней. К сожалению, я не помню его фамилию. Возможно, Леня в самом деле был мальчиком типа сына полка, так как был очень наивен, добр ко всем, беззаботен, и образ мыслей у него был совсем детским. Я никогда не видел Леню занимающимся военной подготовкой, хотя он был одет, как и все, в военную форму. Леня умел хорошо отдавать честь начальству, приложив правую руку к головному убору, шагал четко, по-военному, иногда крутился возле пушек, когда мы на них занимались, вертел ствол зенитного орудия или пулемета, не спрашивая ни у кого разрешения. При этом он всегда мило улыбался, и все его любили и прощали ему всякие невинные выходки. Говорили, что Леня не имеет родителей и жил раньше в детском доме. Старшина опекал его, взяв с собой даже на военную службу, а потом и на фронт. Конечно, Леня тоже жил в землянке со своим опекуном. (К несчастью, на фронте Леня быстро погиб, о чем скажу особо.) В той же землянке находились нары, на которых ночевали мой земляк – старший сержант Василий Алексеев и ефрейтор Метелкин.

В нашем первом огневом взводе я выполнял обязанности орудийного номера на первом орудии. Командиром его был высокий пожилой сержант Федор Васильевич Игумнов – бывший сельский учитель из Горьковской области. Узнав из беседы со мной, что я сын таких же, как он сам, сельских учителей, Игумнов подружился со мной и очень хорошо ко мне относился. Мы с ним часто разговаривали, не таясь, на все житейские темы и много – о политике, перспективах идущей войны. Он сомневался, что война будет нами выиграна, и я не мог ему убедительно что-либо возразить на это.

С первого же дня, как наш огневой взвод обосновался на новом месте, мы начали много и регулярно учиться стрельбе из своих пушек, находясь непосредственно на них. При этом каждый номер орудия быстро и хорошо освоил свои обязанности и привык к четкому взаимодействию друг с другом. И это оказалось очень кстати: уже на вторые сутки нашего пребывания мы получили первое боевое крещение. Оно было для меня примечательно не только тем, что я впервые в жизни и много пострелял из пушки, но и сделанной мною большой глупостью, из-за которой едва не лишился пальцев ног и ушей и не стал на всю жизнь инвалидом.