Война солнца

— Все дело в отношении. Это не какие-то математические формулы, предназначенные для того, чтобы вызвать у меня реакцию. Это твоя личность. Ты, Артур, или как там тебя зовут, нечто вроде личности в составе Сети, не так ли? Сознание со своим собственным опытом и особенностями. Ты как… шпион. Десантник, которого они бросают в тылу врага, чтобы подорвать или добиться какого-то результата, которого хочет Сеть. В некотором смысле ты застрял здесь, как моряк, оставленный на отдаленном острове с враждебными местными видами. Ты так же сильно хочешь убраться подальше с этого острова и от нас, как и мы хотим избавиться от тебя.

— Грубая аналогия.

— Это значит да?

— Ты уже знаешь, что я скажу.

— Хорошо. И последнее. Мне нужна твоя гарантия, что Эмма переживет эту процедуру.

— Ты спрашиваешь про нее или про вашего нерожденного ребенка?

— Про обоих.

— Да, Джеймс. Она выживет.

— Лучше, чтобы так и было. Если умрет она, ты умрешь тоже. И тогда сделка отменяется.

Глава 66 Эмма

Приходят солдаты и одного за другим увозят пациентов из больницы, толкая их на каталках или в инвалидных креслах. Я спрашиваю, куда они их забирают, но никто мне не отвечает. И никто из пациентов не возвращается. Что тут происходит?

Я засыпаю и просыпаюсь, успокоительное действует на меня, а затем его эффект ослабевает — состояние, будто я нахожусь в воде: моя голова то погружается, то выныривает, чтобы сделать вдох.

Я просыпаюсь и вижу Джеймса, сидящего на стуле рядом с моей кроватью. Элли сидит у него на коленях.

— Мама! — Она веселая. — Мы собираемся в поездку.

На моем лице появляется смущение. Джеймс резко качает головой, и так быстро, чтобы Элли не увидела. Я заставляю себя улыбнуться.

— Конечно. Я почти забыла. Мы собираемся в путешествие. Ты волнуешься?

Она кивает.

— Хорошо. Делай все, что скажет папа, ладно?

Джеймс встает и подносит ее ко мне, не позволяя лечь мне на грудь, но достаточно близко, чтобы мы обнялись.

— Попрощайся с мамой.

— Пока, мам. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, солнышко.

Когда он уходит, я гадаю — куда. Или что сказал ей. Но больше всего меня волнует, почему он привел дочь попрощаться.

И нахожу ответ. Потому что это может быть действительно прощание. Он хотел, чтобы я ее увидела на случай, если так оно и будет.

* * *

Несколько минут спустя Джеймс возвращается с Сэмом. Мальчик старается выглядеть храбро, но обнимает меня так же крепко, как Элли. Я целую его в лоб и говорю, что мы скоро увидимся, как будто я в этом уверена.

* * *

Медицинский аппарат тихонько пищит, вводя анестезию, но я слишком устала, чтобы спать. Я переворачиваюсь в постели, наблюдая за входом в больницу, в моем сознании — смесь беспокойства и растерянности. Лекарство начинает действовать.

Наконец Джеймс возвращается, на этот раз один. Он тихо разговаривает с несколькими людьми, стоя в дверях. Я не могу разобрать слова. Сцена размывается. Внезапно он оказывается у постели, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Мой голос звучит скрипуче от долгого молчания:

— Что происходит?

— Мы уходим отсюда.

— Как?

— Ты мне доверяешь?

— Ты знаешь, что да.

— Мне нужно, чтобы ты совершила прыжок веры.

Я качаю головой, пытаясь разогнать туман в голове. На лице Джеймса я вижу решимость. Но в глубине, под этой маской, снимаемой для тех, кто знает его так же хорошо, как и я, вижу страх.

— Я готова к прыжку.

Джеймс сжимает мою руку.

— Увидимся на другой стороне.

Он поворачивается к двери и делает знак ожидающим его людям. Входит Идзуми, позади нее шестеро солдат. За ними Артур с пустым выражением лица. Еще двое солдат толкают каталку в комнату. Машина висит на стержне, прикрепленном к каталке. Я узнаю ее. В последний раз я видела ее на стартовой площадке, когда она испытывалась на трех добровольцах. Точно так же, как тогда, на каталке лежит стазисный мешок. На этот раз он ждет меня.

Я чувствую, как мой пульс учащается. Адреналин проходит сквозь меня. Сознание проясняется, когда адреналин вымывается из моей кровеносной системы.

Монитор артериального давления выдает сигнал тревоги. Идзуми бросается к нему, нажимает на кнопку, заставляя его замолчать, а затем вытаскивает из своего кармана шприц и вводит его содержимое в трубку от капельницы, прикрепленную к моей руке.

— Что это такое? — обращаюсь я к ней.

— Простое средство, которое поможет тебе расслабиться.

Чем бы это ни было, оно работает. Моя рука становится тяжелой. Слишком тяжелой, чтобы поднять.

Когда я двигаю головой, мое зрение размывается. Все движения замедляются.

Я чувствую, как слова отдаются эхом в моей голове, звук медленный, как звуковая дорожка, проматывающаяся вперед.

— Зачем?

Джеймс наклоняется ближе ко мне.

— Мы должны.

Мой голос звучит неестественно, стон напоминает гнущееся железо.

— Зачем?

— Недостаточно еды. Недостаточно энергии, чтобы согреть нас.

Я киваю, движение требует от меня усилий, как будто вес придавливает меня.

— Дети?

— Они молодцы, — отвечает Джеймс. — Они были очень смелыми.