Офицеры постарше обычно перечисляли большую часть своих денег в тыл родным (разумеется тем, кто не находился на оккупированной врагом территории. — Авт.). Для этого родственникам выдавались специальные денежные аттестаты, по которым они получали деньги в райвоенкоматах. Кстати, эта система сыграла позже весьма серьезную роль. Дело в том, что многие офицеры потеряли связь со своими семьями, которые эвакуировались в тыл. А вот при розыске родных очень помогли военные финансисты. Причем объем работы по розыску был настолько большим, что уже в 1941 году в финансовом управлении был создан специальный отдел, в котором трудились 22 офицера и 159 служащих. Отдел собирал и обрабатывал все запросы офицеров или их семей. Таким образом, 1 мая 1942 года в финансовом управлении образовалась огромная картотека на 700 тысяч карточек. При помощи ее за годы войны по письмам военнослужащих были установлены адреса 147 тысяч семей. Кроме того, были найдены более чем 50 тысяч семей погибших и пропавших без вести военнослужащих.
Молоденькие же девятнадцатилетние лейтенанты перечисляли свои деньги порой просто девушкам по переписке. Случалось, что некоторые ушлые девушки, разослав сразу несколько своих фотографий и жалостливых писем в действующие части, получали аттестаты от двух-трех ходящих под смертью парней.
«Проиллюстрировать» этот факт можно с помощью отрывка из повести Виктора Курочкина (на фронте артиллериста-самоходчика, дважды горевшего в боевой машине. — Авт.) «На войне как на войне».
«С волнением Саня развернул письмо москвички Лобовой К.
«Здравствуй, боевой далекий незнакомый друг Шура. Номер вашей полевой почты дала мне Лидка Муравьева, которой вы выслали денежный аттестат. Она мне сказала, что вы ей не нравитесь, и она все, порывает с вами. Я с Лидкой навсегда разругалась. Какая она дрянь! Я знаю, Шура, что вы Лидку очень любите. Она мне ваши письма показывала и насмехалась. Не переживайте, Лидка мизинца вашего не стоит. Если хотите, я с радостью буду с вами переписываться, а может быть, после войны и встретимся. Я буду вас, Шура, ждать. Аттестатов мне никаких не надо, я не Лидка Муравьева и сама неплохо зарабатываю на электроламповом заводе. Живу с мамой, папа погиб еще в сорок первом году. Если «да», то я вышлю свое фото.
Саня прочитал еще раз и поморщился. Письмо показалось ему слишком простым и тусклым. Он хотел разорвать его на клочки и развеять по ветру, но раздумал.
— Ладно, присылай. Посмотрим, что ты за штука, — сказал Саня».
Небогатые на деньги рядовые солдаты тоже порой выкраивали хоть немного из своей «зарплаты» или доставшихся по случаю нескольких рублей какую-то толику, чтобы отправить ее домой.
«Посылаю я своему сыну Степану Степановичу небольшую посылку — 5 рублей, — пишет домой в январе 1942 года уроженец Калманки (погиб летом 1943 года. — Авт.) Степан Агеев. — Пусть купит себе чего-нибудь».
На фронте деньги тоже порой имели какое-то значение: можно было купить на закрутку табаку у предприимчивого сослуживца либо потратить на каком-нибудь худосочном рынке в освобожденном городке. Имелся, в конце концов, и «Военторг», правда, из тех фронтовиков, с кем приходилось беседовать, на войне его лавок и в глаза никто не видывал.
Тем не менее во время Великой Отечественной эта организация представляла из себя достаточно серьезную структуру. Ее авангард составляли автолавки, работающие непосредственно с частями передней линии. Ассортимент автолавок и цены были строго регламентированы. Так, например, к 1944 году их ассортиментный минимум состоял из следующих наименований: открытки, конверты с бумагой, карандаши, зубной порошок и зубные щетки, кисти и лезвия для бритья, расчески, гребенки, зеркала карманные, нитки, иголки, крючки, петлицы и пуговицы, кисеты, трубки и мундштуки, погоны, звездочки и эмблемы. В целом же к 1944 году на фронте работало более 600 таких автолавок. (На весь фронт от Черного до Баренцева моря. — Авт.) В штате каждой автолавки также числился продавец-разносчик, который при необходимости мог доставлять товары непосредственно в окопы и блиндажи.