Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

«После разговора с Ромашкой и нашего согласия он отвёл нас на собеседование к Игорю Ивановичу Стрелкову. Там сидели ещё Прапор, Док и другие участники группы. Когда они увидели тебя, то засмеялись и сказали: “Теперь нас ещё и обвинят в том, что мы детей заставляем воевать”».

Сначала Игорь Иванович отказался меня брать в ополчение из-за возраста. Но тогда вмешался Сергей и рассказал историю про спасение российского флага в Киеве и часы от Путина. Перепроверив информацию, Стрелков, видимо, учёл моё радение к военному делу, прежние заслуги перед Россией, красочно поведанные Сергеем, и согласился оставить меня в своём подразделении.

Обеспечение безопасности референдума

Группа «Крым» под командованием Игоря Стрелкова и Сергея Журикова обеспечивала безопасность Симферополя и его окрестностей ещё с февраля месяца. А мы с Серёжей появились в Крыму в начале марта. Но как раз на этот период пришлись самые сложные боевые задачи, которые решало ополчение.

Через несколько дней после того как мы влились в группу, каждому из нас купили простой телефон-кирпич и безымянную симку. Из соображений конспирации номера членов группы были записаны в телефоне под цифрами от одного до десяти, и знали их только сами бойцы.

Также бойцам предоставили возможность выбрать себе позывные, а если фантазии не хватало, то придумывали позывные Прапор, Стрелков и Ромашка. Все позывные нашей крымской группы я называть не стану, так как будет очень легко СБУ догадаться о её составе.

Но расскажу, как позывной выбирал Сергей:

«Срочку служил я в инженерно-сапёрной роте, и мы постоянно на тренировках копались в земле. А ребята из других рот называли нас в шутку кротами. И будучи уже в крымском ополчении Ромашка сказал придумать себе позывные с условием, что позывной должен быть коротким, лаконичным.

Мне и вспомнилось то прозвище, которым нас называли в армии».

Мне и Кроту выдали автоматы, кое-какую экипировку и включили в одну из нескольких боевых групп подразделения. Практически каждый день подразделение выезжало на боевые задачи: в основном разоружало украинские военные части.

Я поначалу почти не задействовался в таких боевых операциях, так как из командиров никто не хотел «брать грех на душу», если меня где-то убьют. Я же перед каждым выездом упрашивал Ромашку взять меня с ними. Иногда он всё-таки говорил: «Хрен с тобой, бери автомат — поехали!» Но когда до Стрелкова доходило, что на опасное задание берут шестнадцатилетнего парня, он сразу категорически запрещал.

Когда группа выезжала на захват части, я часто оставался в штабе на дежурстве и охранял расположение с автоматом. У меня была рация и внутренняя телефонная связь, которая раньше принадлежала военкомату. Моя задача состояла в том, чтобы пускать или не пускать людей внутрь крыла здания, в котором мы находились.

Однажды, когда группа Ромашки выехала на очередное задание, в двери кто-то постучался. На мой вопрос:

— Кто там?

Последовал ответ:

— Стрелок.

А тогда я ещё не выучил позывные всех ребят и не знал даже позывного нашего командира:

— Не знаю я никакого Стрелка! Связывайтесь с командованием, пусть они мне скажут — пускать вас или нет, — ответил я Стрелкову.

Тогда Игорь Иванович немножко постоял, наверное, опешив, подумал и спросил, есть ли кто в здании из старших. Я говорю:

— Это наше дело. И разглашать такую информацию я не намерен.

Он попытался объяснить, что Стрелок — это позывной командира всего подразделения и что я нахожусь также у него в подчинении. Получается, что я вынужден буду не пустить своего командира. Я, конечно, немного засомневался в правильности своих действий, но всё-таки дверь не открыл. Тогда непосредственным моим командиром являлся Ромашка, и я мог послушать только его. Игорь Стрелков после нескольких минут споров со мной понял, что меня не переубедить. Тогда он просто позвонил Ромашке, который через секунду вызвал меня по рации и приказал открыть дверь. Поворачивая ключ в замке, мысль у меня была только одна: что со мной за это будет. Единственное, чего я боялся — это что меня выгонят из группы. Но Стрелков спокойно прошёл мимо к себе в кабинет, не сделав мне даже никакого замечания, как будто ничего не произошло. А уже вечером он подозвал к себе и похвалил за беспрекословное выполнение приказа в военное время.