Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.

Без сомнения, только долготерпеливый и стойкий русский народ мог все это вынести. В свою очередь, деятельными помощниками полковника Рыдзевского явились офицеры и ближайшие командиры. Как и всегда, они были впереди, причем некоторые не слезали даже с лошадей. Нужно заметить, что в гренадерской дивизии значительная часть офицеров состоит из грузин; они видят в кавказских войсках что-то особенно близкое, родное. Да и неудивительно. Деды, отцы, братья служили в этих же рядах, жертвовали здоровьем и жизнью, сражаясь с тем же врагом. Офицеры-грузины увлекаются в бой как французы. Еще достойная примечания черта: они глубоко, искренно любят русского солдата и говорят о нем с горячностью и пылом южан, восхваляя его качества. В числе здешних офицеров есть также довольно поляков. Они также прекрасно исполняют свой долг; о русских же офицерах нечего и говорить.

Невозможно передать всех отдельных подвигов, которыми отличались в этот день офицеры и солдаты гренадерской дивизии. Вольноопределяющиеся и юнкера, эта юная, безусая молодежь, соперничали в храбрости и стойкости с ветеранами. Падает, например, пораженный наповал командир роты Афанасьев. Вольноопределяющийся князь Абашидзе спешит на помощь. «Абашидзе!» — вскрикивает только несчастный и умирает как герой, впереди своих солдат. «Вперед! Отмстим за командира!» — говорит князь Абашидзе, а поднятую в это время руку поражает пуля, повреждая два пальца. Невзирая на рану, молодой человек продолжает идти вперед. Через несколько шагов падает еготоварищ, раненый в ногу. «Абашидзе! — кричит он. — Приколи меня, но не отдавай туркам!». Князь Абашидзе наклоняется, чтоб поднять раненого, но новая пуля поражает другую его руку. Тем не менее, израненными руками князь Абашидзе помогает товарищу протащиться вниз, до ближайшего камня... Вот каковы эти молодые люди! Я видел их потом почти всех и считал за честь каждому из них пожать руку. Очень многие из вольноопределяющихся и юнкеров ранены. Чудом спасшиеся от пули завидуют «счастливцам», получившим раны. Помню маленького, худенького, с впалой грудью вольноопределяющегося. Присел он навестить раненых, папирос, что ли, принес и смотрит грустными, блестящими глазами на раненую руку товарища.

— Поздравляю, — говорю ему я, — благополучно отделались.

— Есть с чем поздравлять! Вот их поздравить можно... Уж несчастье мое такое! Под Ардаганом был, теперь тоже, и ни одна не задела!..

— Да и слава богу, что не задела!

— Нет, это великая честь...

— Успеете еще! — утешаю его.

— Дай бог! — говорит.

Вот подите, разберите этих молодых людей! Скажут, конечно, (найдутся и такие) —«награды ищет». Нет, не в награде тут дело! Жертвовать хочется, наглядно, осязательно отдать хотя частицу самого себя за общее дело. Ему кажется, что это не жертва, что он шел вместе с другими под градом пуль, каждую секунду рискуя своей жизнью. Все шли и он шел — что ж это за жертва? Нужно быть раненым, пострадать, отдать более других — вот это будет жертва. Так думает эта молодежь, которую у нас так любят поносить. Сердце ее всегда там, где требуется страдание за общее дело... Это по поступкам, по глазам видно...

Около пяти или половины шестого часов грузинцы и тифлисцы взобрались, наконец, на высоты и выгнали турок из первой линии их ложементов. Охотники грузинского полка и батальон тифлисцев, продолжая наступать по ущелью, достигли подошвы конусообразной батареи. Остальные роты грузинцев и два батальона тифлисцев, шедшие прямо на высоту, бывшую впереди конусообразной батареи, находились правее. Передохнув и устроившись на занятой высоте, гренадеры могли хотя отчасти отмстить туркам за их убийственный, ни на секунду не умолкавший огонь. Залегши за неровностями горы, наши открыли беглую и меткую стрельбу по ложементам. Перед ними ясно виднелась батарея с венцеобразным ложементом вокруг. Сбоку этой батареи, как на ладони, стояли палатки главного лагеря; с другой стороны (вправо от нас) расстилалась ровная местность, о которой я упоминал уже, описывая зевинскую позицию. По прямой линии до батареи и лагеря было не более 300—400 шагов. Оставалось завладеть этой батареей, для чего нужно было только пройти указанное пространство. С гребня, который заняли уже с боя гренадеры, казалось, что главнейшие трудности подъема уже были пройдены. Видно было, что местность несколько понижалась и, образуя небольшую ложбинку, по необыкновенно крутому, но не длинному подъему, подходила к батарее.