Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

Такое влекло за собой, однако, только неизбежную изоляцию местных органов управления от остальной части населения, а там, где партизанам удавалось проникнуть в них, их деятельность вскоре приводила к полной неразберихе и волнениям среди жителей. Немецкие же предписания ими саботировались. Так, в Минске работавший в городской управе комсомолец снабжал своих единомышленников из группы Сопротивления, состоявшей из преподавателей и студентов юридического института, различными бланками доверенностей, пропусков и необходимыми печатями. В результате виновников различных происшествий поймать не удавалось, и штрафным санкциям подвергалась та часть населения, которая считалась не поддающейся воздействию.

Заметным результатом их скрытой деятельности являлся рост беспокойства и страха среди населения, а также нервозности в немецких войсках. Поэтому 16 сентября 1941 года Верховное командование вермахта приняло подписанное генерал-фельдмаршалом Кейтелем и свидетельствующее о большой обеспокоенности военного руководства разъяснение по развитию общей обстановки на Востоке.

В этом разъяснении, оформленном в виде приказа начальника штаба Верховного командования вермахта № 002060/41, говорилось о том, что в оккупированных германскими войсками областях повсеместно наблюдается «коммунистическое повстанческое движение», под которым надлежит понимать централизованно руководимое из Москвы массовое движение по подготовленным планам. В нем высказывалось мнение о том, что «в связи с многочисленными политическими и экономическими трудностями на оккупированных территориях следует, кроме того, принять во внимание, что этим обстоятельством пользуются националистические и другие силы, чтобы, присоединившись к коммунистическому восстанию, вызвать затруднения у немецких оккупационных властей» (NOKW 258, см. приложение № 2).

В приказе подчеркивалось, что в результате этого повстанческого движения для успешного ведения Германией войны во все возрастающей степени возникает серьезная угроза. А поскольку все принимавшиеся до того времени меры оказались недостаточными, фюрер для подавления этого движения в кратчайший срок приказал повсюду предпринять самые крутые меры, так как «только таким способом, который, как свидетельствует история, с успехом применялся великими народами при завоеваниях, может быть восстановлено спокойствие».

Дальнейший текст этого приказа начальника штаба Верховного командования вермахта содержал ряд указаний по необходимым действиям, в которых любое проявление мягкости при наказании расценивалось как несоответствие положениям данного повеления. Солдатам прямо внушалось, что на охваченных восстаниями территориях «человеческая жизнь ничего не стоит», и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью. В качестве отмщения за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна была считаться смертная казнь для 50–100 коммунистов. При этом способ приведения приговора в исполнение должен был «еще больше усиливать устрашающее воздействие». Для привлечения же населения к подавлению повстанческого движения в приказе рекомендовалось «широко использовать» денежные премии и вознаграждения в натуральной форме.

Между тем и без подобных указаний на возможность материального поощрения вермахт почти во всех оккупированных восточных областях к тому времени уже сам разобрался, каким образом можно привлечь к сотрудничеству по созданию приемлемых жизненных условий готовую к этому часть населения. Она представляла собой людей, настроенных враждебно по отношению к советской идеологии по политическим соображениям и которые, понимая, какие страдания несет для жителей партизанская война, решительно обратились против партизан.

Многие из этих людей считали, что при помощи Германии возможно найти путь к свободе, которую, как им казалось, застывший в сталинских доктринах советский большевизм предоставить не мог. Их сотрудничество с немецкими властями проявлялось различным образом – не только в создании новых органов управления, но и в церковно-религиозной плоскости. При этом оживление религиозной жизни в особенности нашло свое отражение в проведении церемонии рукоположения в сан священников в одной из минских церквей.

8 марта 1942 года в присутствии всех иерархов и при большом скоплении народа архимандрит Афанасий Мартос был посвящен в сан минского митрополита[64], а еще раньше архиепископ греко-униатской церкви Андрей Шептицкий[65] назначил в Лемберге[66] Слонимского экзарха[67] Антония Неманцевича[68] экзархом для греко-католиков Белоруссии. Тем самым новым начинаниям был придан заметный импульс. В Витебске даже появилась церковная газета с многоговорящим названием «Новый путь», обещавшая лучшую жизнь при немецкой власти.