Война в облаках Смерть сокола

Это был маленький, жилистый, невзрачного вида мужчина в ярко-красной мантии и соответствующем капюшоне. Он откинул капюшон, и я увидела коричневую лысину и огромный нос. Но его глаза были такими большими и блестящими, что о уродстве этого человека вскоре забыли. В этом человеке не было милосердия, и я задавался вопросом о людях Апалки и о том, почему они выбрали святого человека, который, очевидно, был так полон жадности и зла; и

совершенно лишен сострадания. По крайней мере, в этих огромных проницательных и коварных глазах.

Через полчаса лагерь был разбит, Иман засунул завтрак в живот, и крик дошел до волов. Тележки покатились.

«Давай, несчастный Нуян, - крикнул мне толстый монах. «Шевели костями. Пора идти».

Я встал и пошел за остальными. Караван возглавляли запряженные волами повозки. За ними следовала богато украшенная повозка с Интендеем и его приближенными. Остальные монахи выстроились двойной линией на узкой дороге. Монахи-прислужники шли последними, идя гуськом. Меня это устраивало. Я сдержался, дожидаясь, пока толстый монах выстроится в очередь, затем двинулся за ним.

Я узнал, что это обычное положение для Нуяна. Он всегда был в тылу. Монах прямо передо мной время от времени поворачивался в улыбку, как если бы он подбадривал тупого ребенка. Я наклонил голову и попытался глубже втянуть ее в капюшон.

Когда мы достигли базового лагеря, солнце уже взошло. Впереди я видел группу морских пехотинцев, пропустивших телеги с волами. Затем группа офицеров вышла из главного здания, чтобы встретить экипаж Интендая.

Командиром офицеров был мой старый враг: полковник Рамон Васко. Я проверил свое оружие под мантией. Несмотря на сильное потоотделение, все было на месте. Но я все еще чувствовал дрожь страха и возбуждения по моему телу. Что, если мужчина узнал меня? Нет, он не обращал внимания на смиренных монахов. Все его внимание было сосредоточено на святом в карете.

Пока я ждал в конце очереди, пока офицеры и религиозные лидеры соблюдают обычные удобства, пухлый монах вернулся и встал рядом со мной. Я втянул дыхание, втянул голову и притворился, будто наблюдаю за чем-то на дороге.

«Ты тише, чем обычно, Нуян», - сказал болтливый. "Ты потерял язык за долгую ночь, когда ухаживал за огнем?"

Я отрицательно покачал головой, надеясь, что это еще одна привычка Нуян. Очевидно, так оно и было. Толстый монах продолжал болтать о том, какой он сонный, как я медлителен, как жарко на солнце, как высока гора, как он будет рад, когда мы достигнем вершины и получим приличную еду. Он говорил достаточно для восьми монахов, и я был счастлив позволить ему бродить. Внезапно я почувствовал, как он смотрит на меня.

«Что-то не так, Нуян, - сказал он, подходя ближе. «Подойди, повернись и посмотри на меня. Скажи, что случилось».

Вдали от него я вздрогнул мускулами левого предплечья и сунул Хьюго себе в руку. Если бы этот человек обнаружил, что я не Нуян, мне пришлось бы убить его, прежде чем он включил будильник. Если повезет, я смогу оказаться на сотню ярдов в джунглях, прежде чем другие поймут, что, черт возьми, произошло.

В тот момент, когда я почувствовал, как монах дергает за рукав мантии, а моя рука сжимает рукоять стилета, повозка Имана начала катиться вперед, и волы громко испустили «Йо-хо, йо-хо».

«Давай, тупица», - сказал толстый монах, дергая сильнее. «Постарайся не отставать. Теперь тропа становится неровной».

Старый круглолицый занял свое обычное место в начале шеренги. Тогда я понял, что даже у этих скромных монахов была своя иерархия и своего рода протокол положения. Моя позиция была последней в очереди. Почему-то меня это не обидело и не оскорбило.

Через час повозки с волами и экипаж вождя пришлось оставить. Монахи несли человека I на стуле, прикрепленном к длинным шестам, пока тропа не стала настолько крутой, что жилистому мужчине пришлось идти пешком. Несмотря на это, двое его лейтенантов были рядом с ним, сжимая его тощие руки и помогая ему идти по узкой тропе.

Мы достигли первого пробела в тропе около десяти часов. Солнце стояло над нами, и даже сильный ветер с океана не помогал рассеять жару. Пот просачивался сквозь мантии монахов впереди меня и через форму кубинских морских пехотинцев, охранявших станцию ​​впереди.

Я заметил движение высоко наверху и увидел, что корзину на веревке спускают монахи в красных мантиях и зеленых капюшонах. Это были особые монахи из частного ордена дона Карлоса Италла. Четверо из них работали с лебедкой в ​​крошечном здании на уступе в ста футах над концом горной тропы. Я сдержался, наблюдая за происходящим, наблюдая за кубинскими охранниками, чтобы увидеть, не обыскивают ли они кого-нибудь. Обысков не было.