Война в России и Сибири

Мы спустились в долину и уже перед первым ручьем обогнали наших всадников – роту разведчиков на лошадях и две сотни казаков, стоящих в резерве. Затем мимо двух пулеметов, как мне сказали, они неисправны, мимо повозок с боеприпасами для винтовок и пулеметов, спрятанных в кустах. Минуем длинную линию одиночных окопов, растянувшуюся по всей долине, откуда следят за нами усталые, кое-как одетые пехотинцы. Перед отдельно стоящими дворами, позади которых деревня, несколько офицеров линейного полка и полусотня казаков прячут лошадей от шальных пуль, которые постоянно нас сопровождают, утыкаясь с мягким шуршаньем в траву или всхлипывая в пруду или грязи. Деревенские с поистине русским упорством и тоской в душе ждут конца сражения в домах без погребов. В дома время от времени залетают пули, но крестьяне не покидают их, боясь пожаров.

В полукилометре от нас две волны солдат оставили за собой деревню, двигаясь по направлению к противнику. Вражеский огонь усиливается. Я вижу, как по знаку офицера солдаты ложатся, потом встают. Движение замедляется. Остановившись, первая волна задерживает и вторую. В деревне мы обнаруживаем целую роту, это новички, у части из них нет винтовок, они бродят позади домов боязливыми барашками. Мы кричим им, что нужно идти на линию к своим товарищам, спрашиваем, где их офицеры. Они не могут нам указать офицеров. Вполне возможно (я это уже несколько раз видел), офицеры сняли с себя знаки различия, в случае плена это облегчит их участь. Вот доказательство необходимости суровых мер в отношении тех, кто пренебрегает своими обязанностями.

Наверху наши солдаты не ели уже два дня, провиант доставили в тыл, скорее всего из трусости, и никто не потрудился привезти сюда хоть что-нибудь. Однако я слышу, как они кричат «Ура!». Голоса слабые, их заглушает фырканье лошадей, свист пуль и еще какие-то крики, раздающиеся сзади, смысл которых уловить невозможно. Пехотинцы, что рядом с нами, в недоумении. Слева, возле гребня холма, по которому наискось движутся красные, казачья сотня ждет исхода боя, они готовы преследовать врага, но не атаковать.

На самом гребне, перед нашими, на фоне пламенеющего заката видны фигурки красных, высокий всадник, вполне возможно, комиссар – человек не из боязливых. На миг все замирают в ожидании – наши две волны, двигавшиеся вперед, и линия красных в сотне метров, осыпавшая пулями долину. Два солдата падают, потом еще один, несколько человек уже бегут. Первая волна останавливает вторую, потом обе исчезают из наших глаз, но через несколько минут мы видим, как наши выныривают из высокой травы и короткими перебежками возвращаются к аванпостам и линии окопов. Раненые, как почти что всегда, брошены.

Настала очередь красных кричать «Ура!». Сейчас подхваченные победным порывом, они сметут наши линии.

Но не будем забывать, что и на той стороне воюют такие же солдаты, как наши, и у них столь же много желания воевать, а своим превосходством они обязаны множеству неощутимых факторов, которые медленно делали свое дело. Не стоило ждать театральных эффектов от солдат, лишенных воодушевления. Как только наши вернулись на позиции и застрочили наши пулеметы, красные победители тоже исчезли. Побежали назад и наши резервы. Делать было больше нечего, и мы последовали за общим потоком. Раненых мало, пули настигают зачастую беглецов, какие в этой войне стали привычными действующими лицами. Внезапный неодолимый страх просыпается в них, и они бегут кто куда по 30 и 40 километров. Я никогда не забуду несчастного крестьянина-башкира, который обогнал нас: немолодой уже человек, с широко раскрытыми глазами, из которых текли слезы, он обезумел от ужаса и бежал что было сил. Мы спросили его: куда? зачем? Он нас не услышал и продолжал бежать, как слепой.

Вернувшись к нашим пулеметам, мы стали убеждать командира выдвинуть их вперед. Он не согласился, говоря, что моторы в ужасном состоянии, они то и дело глохнут, шины проколоты и растрескались, ленты (не помню уже, французские или американские) плохо подходят к нашим пулеметам. На протяжении вот уже двух недель он не мог добиться починки, так как по неизвестной причине (а с ними здесь сталкиваешься постоянно) передвижная мастерская уехала дальше на 50 верст. Командир, капитан и профессиональный военный, не хотел сдвигаться с места, но мне удалось его убедить. Несколько стаканов водки шоферу и экипажу, и вот мы уже в пути.