Я сел рядом с шофером. Когда мы пересекли нашу первую линию, я увидел, что в глазах несчастных солдат мелькнула тень надежды. Продвинувшись на сотню метров вперед, наши два пулемета начали стрелять наугад, делая всякий раз по семь-восемь выстрелов, после чего приходилось вытаскивать ленту, остаток который забивался в ствол. Но хватило и этого. В наступающих сумерках мы увидели множество бегущих черных точек, вскоре их скрыла высокая трава. Мотор у нас постоянно глох, приходилось выходить и заводить его. Будь у красных хоть капля инициативы, нам бы несдобровать, но они такие же бараны, как наши. Шофер отказался ехать в Гладьево, объясняя, что в случае опасности рядом не будет пехоты, чтобы нас поддержать. Я, в свою очередь, объяснил, что именно продвижение вперед пулеметов и пехоты решит в благополучную для нас сторону исход боя. Я старался убедить в этом и командира пулеметного расчета, его фамилии я называть не буду. Он много говорил и не хотел ничего слушать. В конце концов он решил, что оба пулемета отправятся в резерв. «Сначала отдохнем, а завтра посмотрим!».
Ночь остановила все операции.
Виноват в происходящем командующий группы, полковник Ларионов, его место здесь, среди воюющих, а не среди бумажек карикатурного штаба. Он составил себе славу, организовав не без помощи чехов батальон добровольцев во время прекрасного начала сибирской кампании. И мог бы продолжать в том же духе, сражаясь на фронте среди своих солдат, потому что обстоятельства мало изменились. Он не имеет права ограничиваться приказами, не проверяя, как они исполняются, так как знает, что командуют солдатами юные гимназисты, нерешительные и неспособные передать своим подчиненным волю к победе.
Но у нас все были счастливы уже тем, что враг убежал дальше нас. Замечательный результат. На нем мы сегодня и остановились.
Эти одновременные бегства устраивали обоих противников, они характерны для этой войны, у них есть классический прототип: взаимные отступления в 1480 г. армий царя Ивана III и хана Ахмата[340]
. На протяжении двух недель две армии стояли друг напротив друга на берегах реки Оки. В одну морозную ночь Ока покрылась льдом. Это неожиданное событие предоставило двум армиям, давно уже выстроенным в боевом порядке и понуждаемым к святой войне священниками, возможность осуществить свои воинственные намерения. Но охваченные паникой они побежали без оглядки и остановились: только один в Сарае на Ахтубе, другой в Москве. Русь чудом была избавлена от монголов.К несчастью, орды красных, управляемые лучше, чем управлял своими хан Ахмат, завтра непременно вернутся.
11. Голодный солдат
Наступила ночь, над «полем сражения» – полная тишина. Между тремя полками «красных», желающими воспользоваться своей поразительной переправой через Белую, и тремя подразделениями белых, которые должны их отбросить на противоположный берег, лежит на протяжении ночи нейтральная полоса, шириной примерно в три километра. Из туч сыплет теплый обильный дождик и шуршит по крышам. Ничего в этой навевающей печаль полутьме не говорит о войне. Причудливые силуэты казаков на лошадях с пиками у стремени, столь скорых на преследование и на бегство, растворились в потемках. Вместе со своим ординарцем-сербом – я нашел его живым, здоровым и прекрасно отдохнувшим – еду в башкирскую деревню Максимовка. Она в шести километрах позади фронта.
Там мне нашли место. Вместе с военным священником и тремя офицерами мы расположились у крестьян в маленькой комнатушке, где как будто бы ночевал уже не один полк. Грязь и обилие насекомых выгнали нас на улицу, и мы легли на соломе у костра, который развели казаки. Ночной воздух, свежий и теплый, полон запахов цветущей степи. В юго-западной стороне пламенеют тучи и бушует ураган взрывов. Утром мы узнаем, что Уфа горела целыми улицами. Дома загорались от снарядов красных, казаки ушли, пожарные перестали работать.
В молочном свете раннего утра появились серая тень. Рука тянется к приоткрытому окошку, отворяет его полностью, и жалобный голос просит: «Тетенька, дай хлеба, я голодный!». Мы кричим в ответ, что у нас тоже есть нечего, пусть поищет хлеба в другом месте. Жалобная просьба слышится у других домов. Это молоденький башкир, давняя историческая путаница вовлекла башкирскую молодежь в распрю между русскими[341]
. Они подвижные, ловкие, при самых разных обстоятельствах выказывали себя храбрецами, по-настоящему преданными своим командирам. Они совсем еще дети с живыми темными глазами на смуглых лицах, и два месяца тому назад кое-как одетые и плохо вооруженные радостно шли завоевывать Уфу, а потом, раненые, были брошены на произвол судьбы или на месть врагам. Им досталось не по заслугам много страданий и лишений в этой гражданской войне, и теперь, обессиленные, они уходили из нее. Всю ночь кто-то жалобно просит хлеба. Но люди своим хлебом не делятся. И нам за кружку молока и краюшку придется заплатить втридорога.