Война в России и Сибири

– Поручик N из штаба 3-й дивизии (такого поручика в штабе не было).

– Здравствуйте, чем могу служить?

Следует оживленный разговор: вопросы о численности нашего состава, о наших намерениях и все более несуразные ответы. Их подсказывает генерал Гривин, держась за бока от смеха. Через несколько минут собеседник замечает, что над ним издеваются, и разражается потоком брани, которую полковник слово в слово передает своему начальнику, не упуская возможности ответить соленым словцом. Наконец оба успокаиваются. Собеседник никто иной, как начальник штаба 26-й дивизии советов, без сомнения, офицер с дипломом, который принудительно или добровольно пошел служить красным.

Наш полковник осведомляется:

– Ну и как там у вас?

– Спасибо, мы довольны.

– Раз уж мы так мило беседуем, скажите, как вам наши ударники?

– Чудесное подразделение, нам очень нравится. Одно удовольствие их атаковать – бегут всенепременно. Не забудьте их выставить против нас в самое ближайшее время!

Давясь от смеха, Гривин подхватил:

– Слышите? Не мы одни обожаем наших новоиспеченных ударников. Враги о них такого же мнения!

9. Благо автократии

Бисерское, 6 июля 1919 г.

Возвращаясь к себе в вагон, я обнаруживаю рядом с ним развалившихся на траве солдат – лица красные, храпят вовсю. Другие, пошатываясь, увлекают в лесок крестьяночек, заманивая их выпивкой. Эта пьянь – охрана штаба. Фронтовая перестрелка слышна отчетливо. А у этих всю ночь была пьянка, так что нам очень повезло, что солдаты держатся, не отступили, не дали возможности прорваться какому-нибудь отважному батальону, который вырубил бы саблями весь штаб.

Запретив продажу водки, царь Николай оказал своему народу величайшее благодеяние[355]. Но подобные меры может позволить себе только автократия, это мое твердое убеждение. Парламент или правительство, сформированное на основе договора между партиями, не смогло бы возвыситься до понимания блага как такового. Принадлежа какой-то партии, каждый от нее зависит, защищает ее интересы, выше которых не может подняться.

Алкоголизм в России – бедствие, несравнимое с тем, что происходит на этой почве в других странах. Здесь пьянство принимает устрашающие, болезненные формы. Тот, кто в годы революции видел, как видел я, безумие и буйство толпы, проникшей в дворцовые подвалы, или безумие и буйство полка, дорвавшегося до бочек с водкой, согласится, что русское пьянство не просто вредная привычка, это чума, заразная и гибельная.

Страна, в которой домашний уклад и общие представления не противостоят пороку, а считают его простительной национальной слабостью, нуждается в правительстве, которое не только может навязать свою волю народу, но и получает власть не из рук этого народа.

Продажа водки была запрещена сначала на период мобилизации, а затем окончательно декретом царя от 28 сентября 1914 г.[356] Тысячи писем царю (я читал некоторые из них), написанные в непринужденной и трогательной манере, характерной для той патриархальной привязанности, которую чуть ли не вся нация испытывала к своему императору, говорят о благе, которое запрет на водку принесет стране.

С запретом продажи водки заглохло и ее производство.

Императора поддержали многие видные лица, и страна сохранит о них добрую память. Среди них был и Брусилов, он уничтожал цистерны и перегонные аппараты в районе, где находилась его армия. Старые офицеры порой поднимали голос, жалуясь на вынужденное воздержание и находя его невыносимым, но их не слушали: трезвость, как целомудрие, – горькое лекарство, но целительное.

Только в июле 1917 г. я увидел в русской армии случаи массового пьянства, такое было еще в австрийских погребах в Галиции. И тогда же русские газеты писали о повальном пьянстве, сопровождаемом резней, во всех русских городах. В связи с этим мне кажется не лишним задать вопрос: только ли любовь к свободе воодушевляла гневные толпы, разоряющие богатые кварталы?

Царский декрет против спиртных напитков, поддержанный и ужесточенный правительством большевиков[357] – они тоже автократия[358], был отменен правительством Омска. Наличие огромных запасов водки в Сибири подвигло Омское правительство на разрешение ее продажи с установлением норм отпуска в одни руки, месячной нормы и полного запрета на период мобилизации. Однако белое правительство не могло не знать, что проповедуемый большевиками дух вольности настолько вскружил людям головы, что все запреты и ограничения перестали действовать[359]. И чиновники, ответственные за продажу, и органы контроля – все поддались непомерной жажде, охватившей страну. Даже во время мобилизации в Омске и Новониколаевске можно было купить в свободной продаже и в правительственных винных магазинах водку.

Сибирские города вновь стали свидетелями сцен, каких не видели с 1914 г. и от которых страну отучили большевики.