Особенности «лавок Семенова», созданных для помощи беднякам, свидетельствовали о причастности к хитроумному миру финансистов. В них продавали бедному населению предметы первой необходимости. Управляющий атамана продавал их только за добрые царские деньги, которыми располагали одни банкиры и их подопечные. Стало быть, бедняк не имел возможности купить себе муку в дешевой лавке, и эта мука продавалась в лавки по-соседству, где на нее сразу повышали цены. Офицеры и коммерсанты делили прибыль, полученную от перепродажи.
В провинции реквизиции составляли неотъемлемую часть системы оккупации. Казаки осуществляли их в собственную пользу, восстанавливая население против правительства.
Читатель найдет в другой главе[446]
уточнения, касающиеся жестокостей, совершаемых некоторыми офицерами Семенова. Эти жестокости были следствием – крайне нежелательным – тех методов, к каким был вынужден прибегать Семенов в начале своего правления. Устанавливая свою власть среди населения, дорожащего независимостью и возбужденного энергичными агитаторами, Семенов считал своей обязанностью действовать жестко и решительно. В это время голубиная кротость вела к смерти, жестокость себя оправдывала. Но «жестокость применена хорошо в тех случаях – если позволительно дурное называть хорошим, – когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных»[447]. Но Семенов не был государственным мужем. Он не стремился успокоить население, не стремился к миру. Вокруг Семенова собрались русские офицеры, родившиеся в тысячах верст от Забайкалья, чужие этим краям, их населению, готовые, если дело обернется плохо, отправиться заграницу и проживать там капиталы, накопленные в китайских банках.Семенов, не вникая в подробности многочисленных возмутительных поступков, о которых отчасти не знал, и в которые отчасти, как он говорил, не верил, так как расследования их не подтверждали, пустил все на самотек. В крайних случаях он наказывал нескольких виновных, но подобные запоздалые меры плохо понимались и принимались офицерами, привыкшими к неограниченной свободе, они сразу же угрожающе ощетинивались[448]
.4. Эпилог
Личные амбиции атамана Семенова не распространялись дальше Забайкальского, Амурского и Уссурийского краев. Он мечтал о господстве в Монголии, и мне кажется, в более спокойное время преуспел бы в этом. Русский рожден для того, чтобы править монголами.
Когда говорят, что события подтвердили, что не Семенову было управлять Дальним Востоком, то следует уточнить, что дело тут не в Семенове. В этом краю маленьких коммун, одержимых идеей независимости, никакое правительство без надежной и преданной полиции не могло заменить исчезнувшее законное. Каждое новое правительство встречали рукоплесканиями, потому что оно прогоняло старое. Если бы Семенову удалось выбить красных из Читы, он бы вернулся в свою столицу с триумфом. Скажу больше, адмирал Колчак по настоянию представителей союзников давно признал его атаманом, то есть главой региона и командующим армейскими корпусами, иными словами, крупным русским сановником. А на излете своего правления назначил его главнокомандующим всеми военными силами Сибири[449]
. Кроме великолепной деятельности в начале пути у атамана было еще законное право преемственности на военную власть в Сибири, чего не было ни у одного генерала Владивостока.Мнения на счет Семенова разделились. Одни возражали, не считая его способным на руководство. Справедливо, но довод неосновательный для страны, где свершившийся факт всегда принимается как должное.
Другие не возражали, опасаясь новых проблем, так как атаман никогда бы не принял их возражения. Смелостью, здравым смыслом, умением влиять на людей он, как им казалось, заслужил свое назначение, но его ограниченность пойдет ему во вред.
Место Семенова было там, где ему сопутствовал успех: на фронте. Он боевой офицер, вдохновитель великолепных солдат, которые умеют идти за тем, кто умело их ведет. Ему простили бы его промахи, памятуя, что воспитанием и конкретностью мышления он плоть от плоти старинных казачьих воителей. Разумное правительство, составленное из опытных государственных деятелей, использовало бы Семенова, уважив его самостоятельность, в качестве походного атамана, кем он и был выбран казаками. Ему необходимо было внушить, что сила может быть только орудием, но никогда не основой управления.
Глава Х. Японская интервенция в Сибири
1. Семенов. Поэтапное внедрение
В конце января 1918 г. сопротивление русских советскому режиму окончательно угасло. В России армия добровольцев сдала Дон. В Сибири русские офицеры, оглушенные нескончаемой чередой несчастий и неудач, разбрелись, не имея вождя, и старались всеми сила ми перебраться в Соединенные Штаты или в Европу, куда консулы закрывали им доступ.