Чтобы правильно уяснить роль, какую сыграли чехи в драме, о которой пойдет речь, нужно понять их умонастроения. Еще недавно под данные Австро-Венгерской империи и военнопленные, они в 1916 г. сформировали новые отряды, чтобы на русском фронте сражаться с немцами. Царское правительство отнеслось к ним с подозрением, а потом их стали использовать на всех опасных участках. В августе 1917 г. именно чехи спасли в битве при Зборове[507]
русский фронт, который готов был рухнуть. Вторая революция и Брест-Литовский мир освободили чехов. Они двинулись через Сибирь, желая попасть на Западный фронт. Их остановили и, не спрашивая их согласия, дали новый приказ: готовить приход Колчака. Чехи трудились и страдали ради своих братьев славян без большого воодушевления, но чувствуя благородство своей миссии.В целом это были славные солдаты, обладавшие не только «славянским обаянием», но и солидным немецким образованием[508]
. Их безупречное поведение, равно как и самостоятельность, вызывало всеобщее восхищение. Даже в огромной Сибири чувствовалось их присутствие. Небольшая часть чехов желала продолжать борьбу против Советов, но большинство устало жить вне родины, которая к тому же обрела самостоятельность, и их командование не решилось требовать от них новых жертв. Распоряжением чехословацкого правительства – а эти распоряжения становились все жестче – обязанности чешских подразделений ограничивались охраной Транссибирской дороги на участке между Омском и Верхнеудинском со строгим запретом вмешиваться во внутренние дела русских.Запрет нарушал сложившуюся связь чехов с правительственной русской партией, в нем зрело зерно конфликта, который и не замедлил разразиться. Нейтралитет чехов не помог им стать более приемлемыми для красных. Охрана Транссиба обязывала их к постоянным вооруженным стычкам с партизанами, к трудной и кровавой войне, которую они вели с присущей им добросовестностью[509]
. Их положение в Сибири было крайне двусмысленным и неприятным. Правительство Омска постоянно их оскорбляло, Москва и сибирские заговорщики считали, что их вина в том, что правительство Колчака все еще держится. Подавление крестьянских восстаний, расправа с отрядами саботажников (подрывными бригадами) в правительственных гарнизонах на железной дороге снискали им ненависть красных, но не благодарность правительства. Точно так же, как японцы, они находили изуродованные тела своих товарищей с лицами, искаженными предсмертными муками. Они воевали против старого режима, против Директории, большевики объявили их контрреволюционерами и обвинили во всех мыслимых и немыслимых грехах. Перспективы улучшить отношения с красными для них не существовало.Декретом от 28 сентября 1919 г. чешское правительство вместе с Верховным советом отдало приказ своим войскам, находящимся в Сибири, двигаться во Владивосток для отправления на родину[510]
. Это решение, принятое без учета ситуации на фронте, осуществлялось крайне медленно из-за трудных обстоятельств, в которых находилась Сибирская армия. Своеволие, отличающее большинство русских генералов, пугало чехов, они опасались[511], что им придется остаться в арьергарде и воевать с красными. Среди шести-семи военных поездов, которые ежедневно отправлялись с некоторых станций, были поезда с беженцами и санитарные, но не было составов с чехами. Чешский командующий, генерал Сыровый приказал в середине декабря, чтобы транспортом на Транссибе управляли исключительно чешские коменданты на различных станциях, подчиняясь приказам штаба Иркутска[512]. Ни один поезд, направляющийся на восток, не будет принят на северный путь, который будет оставаться свободным для перевозки угля в районы, нуждающиеся в нем, и транспортировки военных эшелонов на фронт. Ни один русский поезд не будет эвакуирован до того, пока все чешские эшелоны не проедут в безопасную зону.Между чехами и адмиралом Колчаком вспыхнул яростный конфликт. Верховный правитель ехал на семи поездах[513]
, нумерованных, то есть не включенных в приказ об отступлении. Адмирал в отдельном поезде возил с собой золотой запас правительства Омска (600 миллионов золотых рублей), обеспечение его шаткой власти. На станции Мариинск верховный главнокомандующий впервые столкнулся с чешскими войсками. Поначалу он проявил высокомерие, не признавая права за чехами вмешиваться в административные дела русских и противиться воле главнокомандующего, но вскоре был вынужден смириться с неизбежным. Русские и чехи находились в положении двух потерпевших кораблекрушение и схватившихся за обломок, который может выдержать только одного. Угрозы уже ничему не помогали. Спастись мог сильнейший, а тому, кто будет излишне суетиться, суждено погибнуть.