Война в России и Сибири

Адмирал повсюду сталкивался с несгибаемой волей [чехов]. Ему не давали возможности перейти на северный путь, если возникали препятствия на южном. Никаких преимуществ в снабжении углем. Когда он пытался применить силу, против него выставляли бронепоезд «Прага», как знамя людей, которые не желали лишиться последнего шанса вернуться на родину. Семь поездов Колчака двигались на восток еле-еле (14 декабря – 90 верст), тогда как один, быстро доехавший до Иркутска, возможно, спас бы и режим, и его главу.

3. Неразрешимый конфликт

В Красноярске поезд Колчака остановился. Среди шести поездов, которым удалось прийти сюда за неделю, три принадлежали верховному главнокомандующему, остальные – чехам. Поезда с углем направлялись к станциям, где его не было (от Тайги до Красноярска). Однако чехи не спешили отправлять еще четыре поезда адмирала, а время поджимало. Колчак упорно вел себя по-рыцарски, не желал оставить свою свиту, которая за него цеплялась. Он телеграфировал верховным комиссарам и союзническим правительствам – и что самое худшее – атаманам на Востоке, требуя немедленного отправления не только четырех поездов, но всех поездов Ставки, товарных и санитарных поездов. Всех их должны были пропустить чехи.

18 декабря адмирал согласился на меру, которую предложил генерал [А. М.] Михайлов: государство берет на свое полное обеспечение работников шахт в Черемхово, батальон саперов будет охранять его. Но адмирал опоздал – все уже работали на Транссиб. Чехи в этот критический период уже успели организовать добычу и транспорт угля из Черемхово.

Быть может, осторожная дипломатия могла бы спасти положение, признав заслуги чехов, установивших в Сибири порядок, который как-то еще поддерживал погибающий режим. Но русское командование забыло о дипломатии, но не забыло о своей гордости, упорство чехов их возмутило. Генерал Каппель, главнокомандующий остатками Сибирской армии, отправил генералу Сыровый депешу с весьма неосторожными выражениями, я привожу из нее следующую патетическую фразу: «Русская армия хотя и переживает в настоящее время тяжкие испытания боевых неудач, но в ее рядах много честных благородных офицеров и солдат, никогда не поступавшихся своей совестью, стоявших не раз перед лицом смерти и большевистских пыток. Эти люди заслуживают общего уважения и такую армию, и ее представителя оскорблять нельзя»[514].

Вызов, брошенный генералу Сыровый генералом Каппелем, молодым офицером, известным своей храбростью и горячим нравом, понятен, но бесполезен.

24 декабря верховный главнокомандующий отправил сибирским атаманам ужасную депешу, которая испортила окончательно все. Он приказал им препятствовать продвижению чехов, «даже взрывая мосты и туннели Транссиба».

Приказ был не лишен красот красноречия и был вполне в духе такого неистового и уверенного в своей значимости человека, каким был адмирал, но он испортил все окончательно, не оставив представителям союзников возможности каким-либо образом вмешаться. До тех пор конфликт русских и чехов носил частный характер, и верховные комиссары и командование могли бы в него вмешаться, так как верховная власть не говорила решающего слова. Депеша от 24 декабря, следствие вспышки слепого гнева, который лишал адмирала умения управлять, была объявлением войны, и вся чешская армия поднялась против верховного главнокомандующего. Семенов передал приказ своим подразделениям, они встретили его с энтузиазмом, не подумав, можно ли его исполнить.

4. Ситуация на Транссибе

В тот момент, о котором я говорю, Омск, а затем Новониколаевск были взяты. Сделанное публично предложение генерала Нокса вооружить немецких военнопленных с тем, чтобы они сражались против большевиков, – преждевременное и опасное, осталось без последствий. Наступивший кризис, впрочем, как все кризисы, вызванные внутренней смутой, не мог быть улажен только материальными средствами. Мощный водоворот, поднявшийся словно бы из глубин самой истории, смешивал все события.

Адмирал, поклявшийся не оставлять своей столицы, сформировал отряд из офицеров старого режима и добровольцев в количестве 5000 или 6000 человек, которые готовы были пожертвовать собой, спасая отступление. Отряд сдался красным, не сделав ни одного выстрела. Некоторые из них пошли на службу Советам под командование генерала Эверта[515], другие были отправлены на восток с приказом, запрещающим «служить против адмирала и явиться к нему, как только он прибудет в Иркутск». Каждый в качестве пропуска получил купюру в 1000 рублей Омского правительства с припиской: «Годится как пропуск такому-то, следующему к авантюристу Колчаку».

Готовность, с какой они все приняли волю главного штаба красных, не очень удивила население сибирских городов, через которые они проезжали.