Вопреки обещаниям генерал Сычев, уезжая из Иркутска в ночь с 4 на 5 января, забрал связанных друг с другом заложников с собой[527]
. Этот факт встревожил весь город еще и потому, что генерал Сычев доверил арестованных семеновцам, которые не переставали бить, вешать и расстреливать без суда и следствия служащих и рабочих на железнодорожных станциях Байкальского округа[528]. Мало того, что попытка представителей союзников примирить враждующие политические партии окончилась неудачей, но увоз арестованных совершился только потому, что верховные комиссары отнеслись с доверием, по сути, неуместным, к представителям правительства Колчака. Письмо Центрального комитета верховным комиссарам гласило следующее: «Поскольку верховные комиссары союзнических правительствВ другом письме к генералу Жанену комитет
Через два дня союзнические миссии Иркутска получили известие, что 31 заложник утоплен в озере Байкал 8 января при очень страшных обстоятельствах[530]
. Спустя несколько дней чехи арестовали инициаторов убийства, которые не сопротивлялись, и стало возможным восстановить обстоятельства преступления.Генерал Сычев, убежденный, что союзники хотят непременно вернуть заложников, позволил офицерам Семенова делать, что они хотят. По приказу генералов [В. В.] Артемьева и [Л. Н.] Скипетрова, штабс-капитана [К. Ф.] Годлевского и коменданта станции Байкал, арестованных привели на борт парохода «Ангара», где их приняли полковники [А. И.] Сипайло и [В. А.] Рахманинов и штабс-капитан Грант[531]
. Они бросили их в воду, а одежду поделили между собой, солдаты тоже принимали в дележке участие[532].9. Отказ чехов
Во время этих событий адмирал подъезжал к Иркутску. Не было сомнений, что чехи могли бы его спасти, если бы захотели.
Генерал Сыровый написал в депеше атаману Семенову: «Нет силы, какая помешала бы чехам добраться до Владивостока, чтобы затем отправиться на родину!» Но отказываясь исполнять пожелания повстанцев, сколько забастовок, саботажа и кровавых расправ вызвали чехи на свою голову, медленно продвигаясь в 260 эшелонах на восток! Были схватки на станциях, были крушения поездов, было возвращение пешком к Байкалу тех, кто мог идти пешком. Вот уже два дня бастовали шахтеры в Черемхово, и, как всегда, к ним присоединились железнодорожники. Две дивизии, размещенные на протяжении 1400 верст, понесут большие потери. Сколько еще убитых прибавится к длинному списку сибирских утрат?..
Верховные комиссары? Но у них множество распоряжений и куда более весомых: от президента Масарика, от местных комитетов, которые все в наилучших отношениях с повстанцами и в оппозиции к правительству адмирала. Глава их политики доктор [Й.] Благош разве не подписал только что с Политическим центром договор, по которому чехи обязаны беспрекословно передать ему верховного главнокомандующего?
Не сложно было отдавать приказания чешской армии, трудно было быть уверенным в исполнении. Падение Омского правительства разрушило сотрудничество союзных армий. Армии стали национальными, и каждая, боясь остаться в Сибири, отныне прилагала все усилия, чтобы на свой страх и риск убежать отсюда, не беря в расчет соседей. Сначала адмирал, потом социалисты-революционеры пригрозили чехам разрушением тонкого механизма Транссиба. Угроза могла бы осуществиться, не останови чехи два вагона с динамитом Скипетрова.
И только одно-единственное желание вернуться на родину спасало чехов от развала дисциплины, которую подрывал большевизм, распространяемый в их рядах, и работа – часто губительная – их национальных комитетов (схожих с русскими боевыми комитетами). Они были братьями: братья офицеры и просто братья. Как принудить трудно управляемую армию в 50 000 человек, действующую лишь в тех целях, которые она одобряет, пойти на неисчислимые жертвы ради иностранца, чью власть они обеспечивали против своей воли, не одобряя ее, и чей последний приказ был неприкрытым вызовом как их командирам, так и им самим?
В ноябре 1918 г. кто-то уговорил их поддержать Уфу, и офицеры адмирала арестовывали их чуть ли не в строю, а потом казнили[533]
. Сейчас у них был приказ, обязывающий их к бездействию, так что они с полным правом могли сказать: «Никакого вмешательства в дела иностранцев – русских!».