Война в России и Сибири

Оставался, конечно, вопрос чести. Этот человек, пусть против их воли, но был помещен под их охрану: без их поездов он был обречен, могли ли они бросить этого человека? Японский кодекс чести «бусидо» говорит так: «Охотник не убивает птицу, укрывшуюся в складках его плаща». Но бедные парни-демократы не были идальго, подчиненными вековым традициям. Чтобы подчинить толпу – любую – кодексу чести, напитать ее высшими идеями, нужна элита, которая создается веками, и нужно послушание этой элите. Идейные вдохновители чехов приложили все силы, чтобы избавить их от послушания. Да и откуда у чехов могло взяться больше рыцарства, чем у соотечественников несчастного главы государства, которые на протяжении двух лет старались отсидеться в своих углах, а при приближении катастрофы единодушно его бросили?

Генерал Сыровый, давно уже действовавший в полном согласии с чешскими политиками, говорил, что он бы поостерегся отдавать чешским солдатам приказы, которые они точно не стали бы выполнять. И он их не отдавал. «Решения» верховных комиссаров были всего лишь «пожеланиями». Генерал Сыровый выразил это так: «Чехословаки получили от своего правительства приказ не вмешиваться в дела Сибири. Как следствие, они не имели права из-за Колчака завязывать бои и рисковать судьбой всей армии…

Адмирал Колчак и его правительство существовали только благодаря вынужденному присутствию чехословаков в Сибири и благодаря их охране Транссибирской железной дороги… Несмотря на это, адмирал Колчак совершил против чехословаков преступление, отдав приказ атаману Семенову мешать всеми средствами их эвакуации на восток. Чехословацкая армия знала об этом, войска считали адмирала Колчака своим врагом, виновным в препятствовании их эвакуации, решенной союзниками. Поддержание порядка в армии, а также причины, указанные выше, вынуждают нас снять с себя долг охраны.

Несмотря на все изложенное выше, несмотря на трудности и опасности, угрожающие нашей эвакуации, мы охраняли Колчака дольше, чем было в наших силах».

10. Конец адмирала

Позже говорили, что генерал Сыровый мог бы ответить иначе на приказ представителей союзников, а не умывать руки, как Пилат, что, если бы он захотел, солдаты его бы послушались и довезли бы Колчака до Забайкалья. К несчастью, те, кто говорит об этом прекрасном исходе (и впрямь ничего не могло бы быть лучше), находились в тот момент в Европе или, что еще хуже, в Харбине и Владивостоке. А в Иркутске было то, что было. Там была полная путаница властей и исполнителей, а корни этой путаницы находились в заморских доктринах и интересах. Не будем искать виноватых и будем помнить – а в данном случае, это яснее, чем когда-либо, что порой грубая логика фактов, которую мы называем фатумом, руководит событиями. Разве мы не видим тени правительства в Уфе и заложников Иркутска вокруг вагона, который сопровождали бесстрастные чехи?[534]

И разве чехи были не единственными людьми в Сибири, позволяющими себе иногда обольщаться великолепной химерой чести в печальные времена, в которые управляли не столько воины, сколько политики? Их принудили присутствовать, стоя с винтовкой у ноги, при таком количестве убийств, пройти, не дрогнув, через столько государственных переворотов, что было бы странно упрекать их в том, что они не пожертвовали жизнью одних и возвращением на родину других для того, чтобы спасти иностранца, который оскорблял их, хотел им зла и которого бросили все свои?

Адмирал прибыл 13 января в Черемхово, где его выдачи потребовали шахтеры. Чех, комендант эшелона, не желая отдавать его на растерзание толпы, пообещал сдать его в Политический центр в Иркутске. С адмиралом было еще около 50 человек, в том числе министр [В. Н.] Пепеляев[535], генералы [М. И.] Занкевич[536] и Мартынов[537], господа [М. Э.] Ячевский[538], [В. Г.] Жуковский[539] и др. По прибытии в Иркутск все они были предупреждены чехами, что социалисты-революционеры станут хозяевами вагона в 7 часов вечера. Вокзал был оцеплен. Поезд, который привез адмирала, находился среди путей, забитых поездами, – с одной стороны 15 поездов, с другой 10. Русские офицеры, надев чешскую форму или сняв знаки различия, выходили из вагона и пробирались под соседними вагонами. Солдаты-чехи проводили их дальше, держа под руку. Они говорили, что адмирал мог бы, если бы хотел, спастись точно так же, но он отказался от предложения. Я в это верю. Верховный главнокомандующий не желал унижаться.

Чехи себя вели безучастно. Дипломат Благош выдал адмирала, солдаты его оставили. Повстанцы вошли в вагон и нашли там адмирала, военного министра и еще человек десять[540]. Увели всех. Их расстреляли в ночь на 7 февраля 1920 г. при приближении отряда Каппеля[541].

Вкладка

Л. Грондейс. 1918 г.