Война в толпе

По роду занятий мы, моряки, обречены на некоторый профессиональный героизм. «Кто бежит с тонущего корабля, один хрен потонет». Это командиру дивизии ничего не стоит избежать судьбы своих подчиненных, адмирал рискует пойти на дно вместе со всем экипажем. В нашем экипаже был парень больше остальных заслуживавший орден. Мы выгружали селитру в тюках с помощью стрел. Когда очередной подъем завис над раскрытым трюмом, объявили воздушную тревогу. Все, естественно, разбежались. Возгорание селитры угрожало взрывом и гибелью всем стоявшим у стенки судам. Самые мощные взрывы, после ядерных, происходят на складах минеральных удобрений. Парень, фамилию его я, увы, забыл, был единственным, кто подумал о последствиях. Если кто-то знает, как медленно работают корабельные лебедки, представляет себе, сколько времени довелось ему «маслать», прежде чем он завалил кран балки в сторону и смайнал подвес за борт. Парню, как и мне с моей контузией, довелось удовлетвориться медалями. Зато боцман, травмированный в бедро — его сбила машина — в качестве компенсации получил орден Боевого Красного Знамени.

Признаюсь, я так и не смог, несмотря на все свое любопытство, собрать какие-либо сведения относительно военного опыта вьетнамцев, хотя генерал Лавриненко оценивал офицерский корпус и рядовой состав, как весьма подготовленный и готовый к решению поставленных задач. Для чего, к слову, не нужны никакие особенные «тактические» примочки. Вьетнамцы воевали, как жили. Тогда я еще не знал, что люди могут пребывать в потоке войны, так же безрефлекторно, как чиновники в конторе. Как-то на батарее, мне вздумалось провести проверку состояния стрелкового оружия. Первый же солдат, в чистоте «Калашникова» которого я было усомнился, тут же дал в воздух длинную очередь и победоносно оскалился.

— Цистый, товалися!

Вьетнамцы обращались со своими автоматами, как с палками. Чтобы оценить это прагматическое слияние человека с оружием, лишенное какого-либо фаллического культа, нужно было повоевать самому. Неизбежно приходит день, когда начинаешь заколачивать прикладом своего АКМ гвозди. Я, конечно, выражаюсь фигурально. Речь идет о том, чтобы точно знать, чего следует и чего не следует ожидать от оружия. Посторонние слишком уж часто придают ему какую-то сакральную ценность.

Мы покидали Вьетнам морем, на спасенном нами «Дивногорске». Шли в Гонконг на ремонт. Последним зрелищем для меня в этой войне стала фантасмагория китайско-вьетнамского противостояния в Гонконгском заливе. Кроме Парасельских островов в Южно-Китайском море, там еще масса мелей и скал, некоторые из которых выступают над поверхностью воды только во время отлива. На спорных островах, в прилив, вьетнамские солдаты стояли буквально по горло в воде, с национальными флагами в руках. И горе тому, кто ронял или мочил полотнище, которое уже не могло развиваться в таком виде. На соседних мелях точно так же, с флагами в руках, стояли китайцы. Жизнь на островках входила в сухопутное русло только в отлив. Прибывала смена, готовили пищу. Если эти «спорные территории» были так важны, почему на них не строили, скажем, вышек на сваях? Ответ прост, вышки обходились намного дороже людей. Хорошо развитое чувство долга позволяло вьетнамцам выдерживать низкую для них температуру воды. Когда я зимой купался на батарее, вода казалась мне, по черноморским масштабам, теплой, но вьетнамцы вылезали из нее, стуча зубами от холода. То же самое наблюдал один мой коллега, советский военный советник в Индии. Жители южных областей обычно мерзнут даже при омовениях в Ганге. Находясь на военной службе в штате Джамму и Кашмир, они выдерживают высоко в горах укутанные в одно одеяло, по 5–6 часов при пулеметах.