Весной 1992 г. наконец Бог послал войну. Это было Приднестровье - война в садах. Грядет большая смута. Можно воспринимать это как трагедию, как катастрофу, но более рационально полюбить ее, найти в ней глубокий смысл. Возросла опасность, но для целых наций, групп и выдающихся личностей появилась возможность прорыва, возможность ухватить судьбу за хвост, начать собственную историю. Отбросив множество мелких неприятностей, именно в Приднестровье 1992 г. можно было наблюдать интересную модель идеального положения вещей и идеального общественного устройства. Общество живет в состоянии духовной мобилизации, умеренного напряжения сил и подъема чувств. Все жизненные ощущения ярки и остры. Сравнительно высокий уровень благосостояния. Четкие цели. Ясно очерченый враг. Каждый имеет то, во что верит и занимается тем, что ему сродственно: кто хочет работает; кто хочет - торгует; кто хочет - воюет. Важным моментом есть то, что кто хочет, может воевать и воюют только те, кто хотят. Говорят о приватизации, а нужно говорить о приватизации власти, приватизации государственных функций, приватизации войны. О новом феодализме. Феодал (или же полевой командир, или же промышленный барон, или же олигарх) должен дать своим людям порядок - то единственное, чего они хотят после окончания эпохи восстания масс. Порядок - это, когда рабочий имеет высокооплачиваемую работу, зажиточный дом. В воскресенье - возможность выехать со своей большой семьей к чистой речке на дорогом авто. Порядок - это, когда священник имеет церковь, в которую ходят, когда люмпен имеет достаточной гигиеничный мусорник, когда художник имеет светлую мастерскую, а научный сотрудник - дорогую лабораторию, когда наши барыги толще соседских, когда у всех много денег и везде сладости, а рыцарь всем этим руководит и имеет возможность немного повоевать в свое удовольствие. Это утопия, безусловно, но разве это не чудесно? Пусть шипят враги, главное, чтобы люди были довольны, чтобы, как в здоровом организме каждый орган выполнял свойственную ему функцию, а не все функции сразу. Ногами не думают, а головой не ходят. Враги убеждают народ, что войну можно выиграть усилиями обоза. Что авангард нам не нужен. Но войну за будущее выиграем именно мы, а панам из обоза мы дадим вволю помародерствовать на поле боя и поторговать сапогами, которые они постягивают с трупов врагов. Главное, чтобы люди были довольны. Еще до войны в Приднестровье возникли две украинские организации: "Союз украинцев" возглавляемый сейчас уже покойным Бутом и Союз "Повернення" возглавляемый Александром Большаковым, с которым мы самым тесным образом сотрудничали. Его заместитель по союзу, Председатель Слободзейского исполкома Мыкола Остапенко стал первой жертвой известной позднее "группы Илашку". 23 апреля 1992 г. машина, в которой находились он и шофер, была обстреляна на дороге между Слободзеей и Коргашем. Нападающих было двое, они прятались за деревьями на обочине. Один стрелял по колесам, другой по салону. Водитель получил легкие ранения, а в тело Остапенко попали 18 пуль калибра 7.62. Нападающие скрылись на машине "Лада", сделали круг по полевой дороге и исчезли. Остапенко умер через день. Террористов из "группы Илашку" выловили в 1993 г. Их судили. Национал-демократы в Украине выступали на их защиту. В войне между украинцами Приднестровья и молдаванами, Украина поддержала молдаван. Изучая любой эпизод украинской истории, сразу поищи, где здесь измена. Это будет ключом для понимания ситуации. История нового Украинского Государства началась с предательства украинцев Приднестровья. Была установлена блокада. Позднее, когда мы уже занимали свои позиции под Кошницей и под Кочиерами, когда вложили уже много усилий в возрождение проукраинских симпатий среди населения, в Кишиневе объявился главный украинский демократ, бывший политзаключенный Чорновил. Выступая по молдавскому телевидению "Меседжеру" (которое смотрит и Приднестровье) заявил, что вся Украина поддерживает молдаван, а приднестровцы - сепаратисты и негодяи. Потом он имел наглость повторить это же на митинге в Приднестровской Рыбнице. Его чуть не разорвали. Как говорит полковник Боровец: "У нас зазря никого не сажали". Выступая в те дни на митинге в Киеве, я заявил : "... Когда вам говорят, что в Приднестровье сложная ситуация, отвечайте - это в Украине сложная ситуация, но мы ее упростим!" В обороне Приднестровья участвовало несколько формирований. Наибольшая по численности и лучше организованная Республиканская Гвардия, Черноморское Казачье Войско, ТСО (территориальные спасательные отряды). Плотнее всего мы сотрудничали с ЧКВ. У них мы получили первое оружие, наши позиции были всегда рядом. У них также крутилось много добровольцев с Дона, Кубани, Терека, Урала. Вояки, как дети, особенно в начале войны. Они ужасно любят разнообразные погремушки, значки, медали, нашивки. За значок с тризубцем можно было выменять гранату или две пачки автоматных патронов. С помощью Большакова мы устроили свой штаб на пятом этаже гостиницы "Аист". Она стоит на самом берегу Днестра. Тех добровольцев, которые приезжали из России, брали к себе казаки или гвардейцы, а большинство тех, кто прибывал с Украины, брали к себе мы. Я помню рабочего лет сорока с Западного Донбасса. Всего за несколько часов он настолько освоился в окопах под Кошницею, что, казалось, он в них родился. У него было абсолютное ощущение ситуации. Он знал, где заминировано и где огневые точки противника. Он ориентировался в лишенных любой логики перестрелках, которые велись через яблоневый сад, знал, что происходит на позициях гвардии справа и в голове гвардейского подполковника ночью. Есть люди талантливые к войне. Он дисциплинированно воевал, а по окончании боевых действий, погрузил железо, которым успел обрасти (стволов, наверно, пять), на отбитый у кого-то грузовик и исчез точно так же, как появился, в никуда. По моими наблюдениями, процентов двадцать наших мужчин имеют скрытый милитарный инстинкт. Человек всю жизнь работает конторщиком или токарем и вдруг случайно попадает в окопы. И больше его оттуда не вытянешь. Инстинкт проснулся. Человек нашел себя. Как жесток мир (в смысле перемирие) по отношению к этим красавцам. Никогда не забуду еще одного приблудного лет этак двадцати. Ему дали псевдо Богомаз. Он два раза нехорошо показал себя, чем вызвал подозрения. Его отвезли на нашу базу в Рашкове и посадили в "зиндан". Так наши называли приспособленный под гауптвахту погреб. Рашков весь подрыт погребами. Рыть тайники, хранилища и пещеры есть древнейшим инстинктом украинца. Я приехал в Рашков, когда он сидел уже три дня. С собою я привез Юрка Шухевича. Мне казалось, что этим я создаю метафору. Слепой Шухевич, как слепой Жижка, унсовцы, будто Табориты. Я представлял, как он сидел в лагере старый, слепой и бредил подвигами отца, жизнь его упиралась в глухую стену. Он даже вообразить не мог, что пройдет лишь несколько лет и возглавляемые им отряды возьмут оружие в руки и начнут войну. Меня это ужасно трогало. Славко дал ему покрутить в руках пистолет, СКС, автомат, гранатомет. База размещалась в сельской школе. С поляны перед входом можно было видеть Днестр и противоположный молдавский берег. На базе находилась часть людей, которые не были на позициях. Они проводили время в учениях, которыми руководил Славко. Местные жители смотрели со страхом на эти занятия, на построения, дисциплину и часовых. На вечер я назначил трибунал. Он происходил в присутствии всех. В центре я посадил Шухевича, хлопцы стояли полукругом. Богомаз со связанными руками стоял перед строем. За пятнадцать минут его присудили к расстрелу. Через двое суток мы взяли грузовую машину, бросили Богомаза в кузов, с ним сели двое наших, я сел в кабину к шоферу и поехали в лес в сторону украинской границы. Богомаз был абсолютно спокоен, даже смеялся анекдотам, которые рассказывали дорогой хлопцы. Мы развязали его, когда нашли подходящее место в лесу. После того, как он сам вырыл могилу, его сильно побили, требуя в чем-то признаться. Он молчал. Ему приказали полностью раздеться и стать на краю могилы. Один из наших стал перед ним в десяти шагах и навел СКС. Он выстрелил дважды так, чтобы пули прошли в нескольких миллиметрах от правого и левого уха. Богомаз пошатнулся. Мы молча сели в машину и поехали домой. И тут мои представления о человеческой природе пошатнулись. Богомаз бежал за нами голый и кричал: "Куда же вы? Вы же обещали взять меня на Кочиеры" Он споткнулся и упал, а мы уехали. Тихое, грустное умиление вызывают у всех участников воспоминания о войне 1992 г. Солнце, легкость, вызревание плодов в садах, оружие и свобода. "Наслаждайтесь войной, мир будет ужасным". Это самое разумное из всего, что было сказано после Экклезиаста. Еще у нас был один француз Оливье (наши дали ему погоняло Винегрет). Ему было лет восемнадцать, он ужасно гордился партийным билетом Французского Национального Фронта. Из его рассказов я понял, что это какое-то кидалово, вроде Народного Руха. Оливье был очень дисциплинированным и очень смешным. Существует ошибочное представление относительно роли четырнадцатой армии. На деле же, во время боев в Бендерах, раненые приднестровцы умирали под воротами армейских частей. Их не пускали вовнутрь. Вооружение казачества и республиканской гвардии осуществлялось таким образом: толпа женщин окружала склады и принуждала охрану к сдаче, после чего мужчины выносили оружие. Иногда часовые или начальники караулов просили связать их. Ни четырнадцатая армия, ни Россия не помогали. Все, что было хорошего с их стороны - это инициатива отдельных лиц, которая не поощрялась начальством. На заметку будущему сепаратисту: метрополии всегда предают своих в колониях. Наше участие ужасно раздражало как молдаван, так и россиян. В бюрократических недрах ООН это воспринимали как расширение числа участников конфликта. Кравчуку кидали предъявы со всех сторон. В июле его пресс-служба заявила о подписании Указа президента Украины о выводе всех украинских добровольческих подразделений из Приднестровья. Я был поражен. Такое могло случиться только в безумной ситуации начала девяностых. В ответ я опубликовал свое заявление: согласно Указу президента Украины, УНСО начинает поэтапный отвод своих подразделений с территории ПМР, который должен быть завершен не позже мая 1995 г. Интереснее всего было в Дубоссарах. Линия фронта проходила через частный сектор. Ветки деревьев ломались от перезрелой черешни. Ты смотришь и соображаешь: пойти нарвать - подстрелят, не нарвать - жаба задавит. Как правило - шли. Рассказывают, что одна испанская принцесса в жаркий день лакомилась мороженым и приговаривала: "Боже, как хорошо! Если Бы это было еще и грешно!" Какой вкусной была черешня, за которую ты рискнул жизнью. Но все хорошее когда-то проходит. Заканчивалась и война. У нас начались проблемы с приднестровскими ментами, с пророссийской частью республиканской гвардии и с разведкой четырнадцатой армии. У нас накрыли тайник с оружием и боеприпасами (около полтонны), которые мы приготовили для вывоза в Украину. Его сдал один урод, который некоторое время выполнял у нас функции зампотылу. Нас принуждали к сдаче оружия. Большую часть людей пришлось вывести в Украину. Мы очень заботились о том, чтобы люди выходили пустые (без оружия и боеприпасов, все это вывозилось централизовано). Происходило, обычно так. Несколько отъезжающих шмонаются командиром на базе. Из них вытряхиваются гранаты, патроны, тротиловые шашки и тому подобное. Их везут к границе и шмонают еще раз, с удивлением снова находя по заначкам гранаты, патроны, тротил. Затем люди сами идут через границу. Их останавливают на ближайшем посту милиции (героев видно издалека) и при шмоне находят у каждого полный джентльменский набор криминала. Таким образом часть людей сразу попадала в тюрьму. Однажды утром те люди, что оставались, были окружены в своей казарме гвардейцами. Одновременно были арестованы руководители подразделений. Хотя наши были почти безоружны, гвардейцы не решались войти вовнутрь. Так продолжалось до вечера. Ночью нашим удалось улизнуть и пробраться к украинской границе. Еще около суток гвардейцы держали в осаде пустую казарму. Так завершилась наша приднестровская кампания. Все кампании заканчиваются одинаково для варягов. Способ избежать унизительного разоружения - это или своевременно уйти самим, или разоружить дружественное правительство. Мы все, организаторы и участники войны, сделали большую ошибку. Необходимо было превратить Приднестровье в Славянскую Чечню, сделать его территорией свободной от закона, идти на возбуждение одесской области и Молдавии, объявить Приднестровье приютом революции. К сожалению, была реализована банальная сепаратистская идея. Сейчас, Приднестровье пребывает в жалком состоянии. Деморализация и экономический упадок, несмотря на то, что республикой руководят способные и сильные люди. Однако, они не знали, что революция не может быть остановлена. Части людей просто не было куда возвращаться. Это были отпетые. Они могли существовать только в условиях жестокой дисциплины. Или их нужно было стрелять в затылок. Мы поселили их на какой-то нычке в Тернополе, надеясь в скором времени начать еще какую-нибудь войну. Но к сожалению, скоро выяснилось, что ни у кого не доходят руки заниматься ими. Хлопцы расслабились. Как-то вечером, слоняясь возле железнодорожного вокзала, они повстречали какого-то сержанта (или отпускника, или дезертира). Они выпили с ним пива, потом поссорились, задушили его, выкололи ему глаза (распространенный предрассудок, что в глазах убитого остается изображение убийцы) и утопили его в пруде. Их, безусловно, накрыли на другой же день. Они имели нахальство не сбежать. Мы начали с того, с чего начинало казачество в XVI ст. - с молдавских походов. Нас много критиковали, но я так и не могу понять: почему это Вишневецкому было можно, а, например, Корчинскому - нет? Необходимо экспортировать революцию. Чем больше ее вывозишь, тем больше ее становится. Для того, чтобы господствовать, нужно сбежать. Беглецами, изгоями, эмигрантами созданы империи, цивилизации, миры. Я думаю, в свое время переселение народов осуществлялось так же как сегодня. Завоевание осуществлялись не как походы, а как эмиграционные волны. Уже сегодня в Европе любопытны не правые (они преимущественно гомосексуалисты), а алжирцы, турки и курды. Азербайджанские армяне интереснее армянских. Украинская нация может быть создана только за пределами украинской территории. Исламская эра "Хиджра" считается от побега Мухаммада в Медину. Прошло всего только двадцать лет и его ученики победили Эран-шахр, завоевали Египет и наконец сожгли всем надоевшую Александрийскую библиотеку.