Война в толпе

Валерий Боборович (Устим) Автобусами нас повезли в Хайфон. Это что-то около ста двадцати километров дороги. Пыльное разбитое шоссе было запружено колоннами техники. В одной из пробок нашим глазам предстала страшная картина, для меня первая из бесконечной серии "больших бедствий войны". На повороте, танк Т-54 занесло с полотна дороги, машина съехала в кювет и перевернулась. Сидевшие на броне люди, оказались вдавленными в мягкую болотистую почву и не погибли сразу. Теперь они жутко вопили, пока танк пытались оттянуть тросами. Тогда я еще не знал, что вьетнамцы попросту добивают искалеченных. Отсутствие инвалидов бросалось в глаза на улицах вьетнамских городов почти сразу же. Как ни как страна воевала к тому времени уже двадцать пять лет. В том же Гамбурге безрукие и безногие пятидесяти шестидесятилетние мужчины попадались на каждом шагу. Было видно, что это поколение воевало. Намного позднее, раненные на костылях не были редкостью в Тбилиси или Загребе. Прибывшие прежде товарищи рассеяли мое недоумение. Оказалось, что калек, если те не владели какими-либо полезными ремеслами, например, безногие обувщики или портные, или не имели хорошо подвешенного языка, чтобы их можно было использовать в пропагандистских целях - в госпиталях усыпляли. Хладнокровная жестокость азиатов является следствием всей их традиционной культуры, что странным образом проявилось даже в "ненасилии" Ганди. Все понимали, что его пресловутые голодовки, в защиту тех же неприкасаемых или против мусульманских погромов - есть не более чем обряд искупления. Диктатура династии Ганди была построена и долгое время оставалась незамеченной мировым общественным мнением, именно благодаря завесе из розовых лепестков. Почему эссесовцы носили на фуражках черепа, а не фиалки? Ведь никому не объяснишь, что традиция Тоtenkopf восходит к тюрбанным платкам венгерских гусаров, носивших на внутренней стороне головного убора этот символ христианского мученичества... В сентябре 1969г. скончался Хо Ши Mин. В ходе своего визита в страну Косыгин предостерегал новое руководство страны против каких-либо военных авантюр на Юге. Так выглядела диспозиция сторон накануне нашего появления в стране. Северный Вьетнам явно готовился к каким-то крупномасштабным боевым действиям. Целью нашего прибытия во Вьетнам была де блокада гавани Хайфона - речного порта, расположенного в одном из рукавов Красной реки, милях в пятидесяти от моря. Весь речной фарватер был нашпигован американскими минами, сбрасывавшимися с самолетов. Наши сменные экипажи должны были выводить запертые таким образом суда. Действовать иначе американцы не осмеливались ввиду международно-правовых обязательств. В порт в ходе боевых действий поступали стратегические грузы: оружие, боеприпасы, техника "двойного применения", продовольствие. Как известно, помощь братскому вьетнамскому народу продвинулась вплоть до того, что на Кубани стали выращивать рис. Правда, сами вьетнамцы его не ели, для них закупали более удобоваримый. Впоследствии СРВ честно расплатилась за все военные долги вениками. Соблюдая законы ведения войны, американцы ограничивали цели своих бомбардировок вьетнамскими военными объектами. К моменту нашего прибытия, в Хайфоне были разрушены железнодорожный вокзал, нефтяная гавань, склады. При этом последствия бомбардировок, отнюдь не напоминали известные из кинохроники развалины Берлина. Никаких руин, буквально каждый кирпич был раздроблен на несколько осколков. На месте того же вокзала виднелась лишь небольшая куча мусора. Однако жилые районы оставались практически нетронутыми. Ковровые бомбардировки, о которых столько твердила советская пресса, не производились. Вообще, последующие события заставили меня усомниться в "агрессивности" американской политики во Вьетнаме. Если судить даже по одним авианалетам, свидетелем которых я был, американцы воевали как-то "припадками" - исходя из каких-то своих далеко не военных расчетов. Бомбежки в начале июня 1970г. были первыми с ноября 1968г. Следующие самолеты появились только к новогоднему празднику 1972г. Все это время мы водили суда по заминированному фарватеру. В апреле 1972г. американцы вообще понизили в должности прежнего командующего ВВС во Вьетнаме, генерала Джона Лавелла за отдачу приказа о двадцати несанкционированных налетах на Северный Вьетнам во время крупнейшего коммунистического наступления! В ноябре налеты вновь прекратились, но в декабре Ханой и Хайфон подвергают последним в этой войне бомбардировкам. В гавани Хайфона за все это время скопилось значительное количество судов под иностранными флагами. Одно какое-то "непонятное", кажется, сомалийское под Панамским флагом, два английских, пять "поляков", три "немца" из ГДР, два кубинских, масса китайских, одиннадцать наших, при чем только два "москаля" (из Ленинграда), остальные "родные" - из Черноморского морского пароходства (ЧМП). С воздуха иностранные суда были легко отличимы, крышки люков окрашивались в цвета национальных флагов. После возобновления боевых действий во время бомбежек порта, этим обстоятельством пользовались китайцы - известные провокаторы. На своем буксире они подходили под борт и открывали яростный огонь из счетверенных "максимов" по бомбардировщикам Б-52. Огонь снизу неминуемо вызывал ответный огонь сверху. Оставалось единственное средство, которому нас научили поляки. Билась "пожарная тревога", и из стволов под давлением восемь атмосфер, баркас начинали обдавать водой. У нас на баке находилась стационарная установка, создававшее давление в двенадцать атмосфер. Струя воды из нее не только разбивала стекла в рубке, но и выламывала двери, людей попросту смывало за борт. Причиной всеобщей ненависти моряков к китайцам, кроме тогдашних политических осложнений была и судьба экипажа польского "Конрада ". Как-то китайцы провели в порт груженую снарядами барку. Как нам говорили, взрыватели американских неконтактных морских мин срабатывали на 17 источников информации о движении судна. Основными оставались, конечно, изменение магнитного поля и шум двигателей. Однако китайская барка была деревянной и приводилась в движение шестами. Ночью барку подогнали к причалу на место "Конрада", а польское судно вывели на рейд. К утру, разгруженную барку спрятали в камышах, а ее место занял "Конрад". Польское судно имело приличное водоизмещение и стояло в балласте, так что высота борта достигала метров четырнадцати. Утром американцы, располагавшие самой свежей разведывательной информацией, атаковали "Конрад". Пятерка фантомов" обстреляла судно ракетами. Все они взорвались внутри корпуса. Во время налетов, мы занимали места на палубе, согласно пожарному расписанию, облаченные в каски и спасательные нагрудники. Надо отметить, что поляки, хотя и обучили нас приемам борьбы с китайцами, сами вели себя очень беспечно. "Никсон сказал, что ни одна бомба не упадет на польское судно", и они этому верили. Когда с палубы нашего "Дивногорска" я услышал глухие разрывы ракет "бух-бух-бух", команда спала в каютах. Пожар быстро охватил все внутренние помещения. Огонь сорвал крышки люков и "Конрад" загорелся весь. Если бы поляков не застали врасплох, или они были трезвыми, то пробираясь коридорами на выход, они хотя бы накрылись одеялами, чтобы уменьшить действия огня. Ведь об этом знает каждый моряк. А так они выскочили, в чем мать родила, и все очень сильно обгорели. Сгорело семь человек. Рядом с "Конрадом" стояло китайское судно, оно имело водоизмещение тысяч пятнадцать тон и также находилось в балласте. Высота борта метров семнадцать. Обожженные поляки с руками, как на распятии, едва карабкались по почти отвесному трапу в надежде получить помощь, согласно всем морским законам. Однако китайские вахтенные не пустили несчастных на борт, и им довелось сползать вниз тем же порядком. Поляков подобрали "скорые", но в больнице умерло еще семь человек, в том числе и мой знакомый весельчак-боцман. "Конрад" сгорел дотла, прогорели листы обшивки, поскручивало балки. Прошло некоторое время, история, казалось, канула в Лету. Экипажи судов должны были сменять раз в году. Подоспел момент награждения "моряков-интернационалистов" вьетнамскими медалями "За дружбу народов". К этому времени интерклуб также разбомбили и вьетнамцы возвели временное сооружение из бамбуковых шестов, крытое пальмовыми листьями. Собралось нас довольно много: человек триста - наших, двести - китайцев, человек по шестьдесят-восемьдесят кубинцев и немцев и всего сорок поляков. Как раз перед началом церемонии к нам подошла их делегация и сообщила, что они будут бить китайцев. Для них это было не так сложно, на польских судах отсутствовали помполиты. Характерно, что из моряков капиталистических стран, чьи суда так же стояли в порту, никто приглашен не был. Столы были густо уставлены бутылками "столичной" и вьетнамской "Ламой" Качество местной водки оставляло желать лучшего. Сверху, в рюмке, плавало пятно сивухи, перед употреблением его надлежало поймать бумажкой и выбросить. И только затем, зажав свободной рукой нос - пить. Зато ячменное пиво было очень даже неплохим. Вскоре заиграла музыка, начались танцы, китайцы начали раздавать значки с изображением Председателя Мао. Взял один и я. Поляк швырнул китайский значок на пол: началась драка. Немецкие и кубинские помполиты тут же подняли своих людей из-за столов и вывели. Наших подвела жадность. Дорвавшись до дармовой водки, они не могли действовать столь же быстро. Сквозь толпу к нам прорвался один из изрядно уже растерзанных поляков и закричал: - Славяне! Что же вы смотрите! Пользуясь превосходством в численности и живой массе, мы смели китайцев. Здание рухнуло на наши головы, и клубок из добрых шестисот человек набросился на немцев. Те, в который уже раз за свою историю, стали жертвами собственной пунктуальности. Их помполиты затеяли построение и начали пересчитывать людей. Оправившись от замешательства, немцы так же начали бить китайцев, поскольку те оставались единственными кого можно было отличить с первого взгляда. В драке я и потерял значок, о чем до сих пор очень жалею. Медаль - каким-то чудом сохранилась. Вьетнамцы очень быстро подогнали с десяток грузовиков с солдатами. Однако тем запретили вмешиваться в драку, они только растаскивали дерущихся. Одеты мы были во вьетнамскую форму, рубашку и штаны, но вместо войлочных тапочек, носили высокие американские ботинки. Шорты, как и высокие ботинки, служили отличительным признаком нас, европейцев: вьетнамцам бы и в голову не пришло носить нечто подобное. Они считали их признаком разложения, позволительным разве что нам, европейцам. За это они нас и презирали. Ботинком наступаешь на ногу вьетнамца и бьешь в лоб, вот и вся техника. Когда на помощь подоспели еще солдаты, мы прорвали кольцо и, взявшись за руки, с пением "Варяга", двинулись в порт. При этом оказалось, что у немцев существует какая-то своя песня на тот же мотив, а наша создана по принципу "слова народные, музыка тоже украдена". В порту мы разбросали шлагбаумы и будки с охраной и разбежались по судам. Подняли трапы и сидим, как в крепости, ждем, что будет. Наутро прибыл представитель торгпредства. Нас собрали в кают-компании. Выходят все с подбитыми глазами, с опухшими костяшками пальцев. "Попик" бегает вокруг представителя: - Мои не дрались, мои не дрались... А у самого ухо наполовину оторвано. Представитель, как водится начал с угроз. Обещания шли по ниспадающей, сначала "загнать в Магадан", затем "позакрывать визы" и, наконец - "дети ваши за границу ходить не будут". Когда долг был исполнен, огласили и мнение руководства: "А все-таки хорошо, что вы их..." Энтузиазм был полным: "Да, мы еще можем!"