Как-то на Балканах мои сербские друзья - филологи удивлялись почему у украинцев слово янычар имеет такое негативное значение. Издавна "потурнаки", тот же Мехмед-Паша Соколович пользовались уважением, у своих менее преуспевших соплеменников.
Дворы новых чеченских правителей привлекают и менее преуспевших авантюристов с Украины и даже из России. Действительно, обстановка в Чечне такова, что на каждом шагу принуждает либо расправлять плечи, а потом крылья или опускаться все ниже. Как гласит известная закономерность "орел тоже птица, как и петух". Чеченцы, действительно, впечатляют. Каждый, кто хочет выглядеть как они, вести и ощущать себя подобным образом, но не имеет своего за душой, уже подпадает под их влияние.
В чеченцах, их поклонники находят то, что напрочь отсутствует в них самих. В том числе и удачливость. Несколько перестрелок, несколько покушений годам к тридцати убеждают тебя, что и ты, вообще-то крутой. А факты избегания давно заслуженной "ответственности" свидетельствуют о некоторой толике счастья. Но твои сверстники в Чечне водят за собой и водят в открытую не пять-шесть, а тридцать-пятьдесят человек. Это впечатляет н вызывает соблазн.
"Очечневший" счастлив своей принадлежностью к миру "сверхчеловеков". Глядя на такого, представляешь, как выглядели янычары и поставщики "казачьего мяса" на рынки Стамбула. Они, действительно, были озарены светом "истинной" веры.
На другом полюсе рабы. В ходе боевых действий много говорили, как о "рыцарстве" так и о "варварстве" чеченцев. Плен, арест, сами по себе унижение и несчастье, но зарекаться от них даже твердым намерением "не даться живым" не умно. Теперь я понимаю благородные помыслы творцов сталинского устава "Ничто, даже угроза смерти..." Хотели, как лучше, а получилось как всегда.
Я наблюдал разное отношение к пленным. Наиболее неконструктивным, европейски-рыцарским, было поведение Масхадова. В подвале правительственного здания он собрал человек пятьдесят солдат и офицеров, позволил им поддерживать воинскую дисциплину и субординацию. Солдаты чистили начальству сапоги, мыли у них пол. На зеркале у офицеров был свой уголок, где они вешали фотографии близких. Странным образом, эта доброта обернулась для пленных смертью. При отступлении, в районе "минутки" они почти все погибли под обстрелом федеральных войск.
Гилаев сразу же отправлял пленных в горы, строить дома или пасти овец. Почти все остались живы. Мы, европейцы, первое время терялись, видя "белых рабов". Сказывались недостатки гуманистического воспитания. При виде пленных поначалу возникала мысль: "Хлеба им дать, что ли?" Потом оказалось, что достаточно и одной сигареты на троих.
Основная масса рядовых, практически сразу же отпускались, чеченцы, весьма брезгливые в быту, предлагали пленным пойти помыться, постирать одежду. Те отказывались. Как во всех войнах и во всех армиях инициаторами каких-либо издевательств были тыловики. Мальчишки в десять-двенадцать лет, ростом от горшка в два вершка, но уже с гранатой и "борсом" (чеченским автоматом) наслаждались своей властью над десантниками ростом в два метра и косой саженью в плечах.
Солдаты отборных войск охотно исполняли гимнастические упражнения, танцевали "калинку-малинку". Неловко признаться, но это, поначалу забавляло - по аналогии с народной сценкой с "русским медведем", который держит в лапах молоток и балалайку - показатели трудолюбия и незакомплексованности скотины. Менее безобидными были сексуальные пантомимы в стиле "мама моет раму, а папа пристраивается сзади". Детишек извиняет разве что период полового созревания. Били редко. При бытовых привычках чеченцев им было достаточно для унижения и обычных в нашем понимании хозработ. Меня всегда поражала пассивность жертв, даже ввиду неминуемой и очевидной смерти. Человек спокойно стоит, когда ему в упор, целятся между глаз из автомата. Когда расправлялись с контрактниками, те исполняли все команды палачей "Ляжь!", "Подбери руки!", "Подогни ноги!" Жертвам довольно глубоко перерезали шею, поддевали трахею и пересекали ее, как при забое скота. Зрелище не из приятных: человек свистит, дергается минут пятнадцать. Перед тем, как бросить в общую могилу, его все равно приходилось достреливать. Есть что-то неизменное в обычаях войны. Один старый солдат так объяснял, почему они не брали в плен испанцев из "голубой дивизии":
- Я солдат, и немец солдат. Нас погнали на войну под страхом смерти. А этот доброволец.